Задание для восстановления подобающего России положения
Автор: Fyodor Lukyanov
В феврале Москва и Вашингтон выступили с совместным заявлением, объявляющим «прекращение боевых действий» в Сирии — перемирия, согласованного ведущими мировыми державами, региональными политическими игроками и большинством сторон сирийской гражданской войны. Тон заявления отражал единую позицию по данному вопросу, что было удивительным, особенно учитывая ожесточенные взаимные обвинения, которые стали характерны для отношений США и России в последние годы. «Соединенные Штаты Америки и Российская Федерация… при полном уважении к фундаментальной роли Организации Объединенных Наций, стремятся достичь мирного урегулирования сирийского кризиса», — начиналось заявление. Далее в заявлении указывалось, что обе страны «полны решимости обеспечить максимальную поддержку, чтобы положить конец сирийскому конфликту».
Более удивительным является факт, что по данным ООН, перемирие действительно в основном состоялось, хотя многие эксперты предсказывали его провал. Когда Россия в марте объявила о выводе большей части вооруженных сил, развернутых в Сирии с осени прошлого года, Кремль сигнализировал о своей убежденности, что перемирие будет сохраняться даже без значительного военного присутствия Российской Федерации.
Прекращение огня во второй раз показало, что русские и американцы на удивление успешно сотрудничают в Сирии, где гражданская война усугубила пропасть между Москвой (которая выступает основным защитником и покровителем сирийского президента Башара Асада) и Вашингтоном (который призывает положить конец режиму Асада). В 2013 году с согласия правительства Башара Асада, Россия и США договорились о плане ликвидации химического оружия в Сирии. Мало кто верил, что эта договоренность будет воплощена в жизнь, но она была выполнена.
Такие моменты сотрудничества подчеркивают, что, несмотря на кардинальное изменение мирового порядка на протяжении последних 25 лет, который больше не характеризуется соперничеством между двумя сверхдержавами, остается фактом, что, при возникновении острого международного кризиса, зачастую только Россия и Соединенные Штаты являются единственными действующими лицами, которые в состоянии разрешить проблемы. Развивающиеся страны, международные и региональные организации часто не могут или не желают ничего предпринимать. Более того, несмотря на выражения враждебности и презрения друг к другу, когда дело доходит до общих интересов и общих проблем, Москва и Вашингтон все еще в состоянии достаточно успешно сотрудничать.
Тем не менее, стоит отметить, что конструктивное взаимодействие по отдельным проблемам не изменило общий характер отношений, которые остаются достаточно сложными. Даже сейчас, сотрудничая с Россией в отношении сирийского перемирия, Соединенные Штаты продолжают применять санкции, введенные против Российской Федерации в ответ аннексию Крыма в 2014 году. Также, недавно высокопоставленный чиновник казначейства США обвинил президента России Владимира Путина в персональной коррупции.
Эпоха биполярного противостояния давно закончилась. Но положение однополярного доминирования США, которое началось в 1991 году, также кануло в лету. Новый многополярный мир повлек за собой неопределенность в международных отношениях. И Россия, и Соединенные Штаты пытаются определить свои собственные роли в этом мире. В любой сложной ситуации каждая из сторон считает, что другая перешагнула грань дозволенного. Причина напряжённости между этими странами — следствие не только событий в Сирии и Украине, но также и продолжающихся разногласий по поводу значения распада Советского Союза для мирового порядка. Для американцев и других западных стран, наследие советского падения представляется простым: Соединенные Штаты победили в холодной войне и заняли свое законное место в качестве единственной сверхдержавы. В то же время Россия не смогла интегрироваться в управляемый Вашингтоном либеральный международный порядок в качестве одной из региональных стран постсоветского пространства. Россияне рассматривают происходящее по-другому. По их мнению, подчиненное положение страны является недопустимым результатом нескончаемой кампании США по подавлению России и препятствию восстановления надлежащего ей статуса.
В своем ежегодном обращении к российскому законодательному органу в 2005 году Владимир Путин красочно охарактеризовал исчезновение Советского Союза как «главную геополитическую катастрофу». Эта цитата наиболее точно отражает чувство утраты, которое многие россияне ассоциируют с постсоветской эпохой. Но менее явный посыл этой речи передает утверждение, что Запад неверно истолковал конец холодной войны. «Многие думали или, казалось, что думали в то время, что наша молодая демократия является не продолжением российской государственности, а ее окончательным крахом», — сказал Путин. «Они ошибались». Другими словами: Запад думал, что Россия будет развиваться, играя значительно меньшую роль в мире. Путин и россияне считали по-другому.
В результате воссоединения с Крымом и начала прямого военного вмешательства России в Сирии в прошлом году, западные аналитики часто высмеивали Россию как «ревизионистскую» державу, которая стремится изменить согласованный в период после холодной войны консенсус. Но с точки зрения Москвы, Россия просто отвечала на временные изменения, которые сам Запад пытался сделать постоянными. По их мнению, в конце двадцатого века отсутствовал подлинный мировой порядок, а попытки навязать гегемонию США медленно разрушали принципы предыдущего мирового уклада, основанного на балансе сил, уважении суверенитета, невмешательства во внутренние дела других государств, а также необходимости получения одобрения Совета Безопасности ООН перед началом применения военной силы.
Принимая участие в событиях на Украине и Сирии, Россия четко дала понять о своем намерении восстановить статус в качестве основного международного игрока. Неясным остается только, как долго она сможет сохранить свои последние достижения.
НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК
В январе 1992 года, через месяц после официального распада Советского Союза, президент США Джордж Буш объявил в своем обращении к нации: «По милости Божией, Америка выиграла холодную войну». Буш сделал максимально возможный акцент на том, что «Холодная война не «закончилась» — она выиграна».
Люди держат гигантский российский флаг, отмечая вторую годовщину аннексии Крыма Россией. Москва, март 2016 года
Российские официальные лица никогда не делали четких заявлений о том, что, собственно, произошло с их точки зрения. Их оценки варьировались от «мы победили» (русский народ преодолел репрессивный коммунистический строй), до «мы проиграли» (русские позволили великой стране рухнуть). Однако, все российские лидеры сошлись в одном: «новый мировой порядок», возникший после 1991 года был ничем иным как предусмотренным Михаилом Горбачевым и другими реформаторски настроенными советскими руководителями, способом предотвращения наихудших возможных результатов холодной войны. На протяжении конца 1980-х годов, Горбачев и его окружение считали, что лучший выход из холодной войны будет заключаться в договоренностях о новых правилах глобального управления. Конец гонки вооружений, воссоединение Германии и принятие Парижской хартии для новой Европы прежде всего были направлены на снижение конфронтации и улучшение сотрудничества между соперничающими блоками на Востоке и на Западе.
Однако с распадом Советского Союза оказалось, что парадигма устарела. «Новый мировой порядок» больше не означал договоренности между равными; напротив, он означал триумф западных принципов и западного влияния. И вот, в 1990-х годах, западные державы начали амбициозный эксперимент по приведению значительной части мира к тому, что они считали «правой стороной истории». Проект начался в Европе, где преобразования были в основном мирными и привели к появлению и быстрому расширению ЕС. Но война в Персидском заливе под руководством США в 1990-91 годах показала новую динамику: без соперничества сверхдержав, западные страны стали использовать прямое военное вмешательство для давления на государства, оказывающие сопротивление новому порядку, такие как, например, Ирак Саддама Хусейна.
Вскоре после этого, НАТО расширяется на восток, в основном за счет поглощения стран, которые ранее формировали буферную зону вокруг России. На протяжении многих веков Российская стратегия безопасности была построена на принципах защиты: расширение пространства вокруг центра для того, чтобы избежать быть пойманным врасплох. Будучи равнинной страной, Россия несколько раз пережила разрушительные вторжения; Кремль давно рассматривал укрепление «стратегической глубины», в качестве единственного способа гарантировать свое выживание. Но в разгар экономического коллапса и политических беспорядков в постсоветскую эпоху, Россия мало что могла сделать в ответ на консолидацию ЕС и расширение НАТО.
Запад неправильно истолковал бездействие России. Как освещали на этих страницах в прошлом году Иван Крастев и Марк Леонард, западные державы «неверно истолковали невозможность Москвы блокировать порядок, установившийся в период после холодной войны как поддержку». Начиная с 1994 года, задолго до появления на национальной политической арене Путина, президент России Борис Ельцин неоднократно выражал глубокую неудовлетворенность тем, что он и многие русские считали западным высокомерием. Вашингтон, однако, реагировал на такую критику со стороны России, как на рефлексивное выражение устаревшей имперской ментальности, в основном предназначенное для внутреннего потребления.
С точки зрения России, критический поворотный момент наступил, когда НАТО вмешалось в 1999 году в войну в Косово. Тогда многие россияне, даже ярые сторонники либеральных реформ, были потрясены бомбардировками НАТО в Сербии, европейской стране, имеющей тесные связи с Москвой, которые предназначались для того, чтобы заставить сербов капитулировать в борьбе против сепаратистов Косово. Успех этих усилий, который непосредственно привел к свержению сербского лидера Слободана Милошевича в следующем году, казалось, создал новый прецедент и новый шаблон. С 2001 года НАТО и его главные члены-государства приступили к военным операциям в Афганистане, Ираке и Ливии. Все три кампании привели к различным формам смены режима и, в случае Ирака и Ливии, к значительному ухудшению ситуации.
В этом смысле Россию встревожило не только расширение НАТО, но и его преобразование. Западные аргументы о том, что НАТО является чисто оборонительными союзом, звучали неискренне: теперь это боевая группа, которой не было во время холодной войны.
ПОБЕДИТЕЛИ И ОСТАНКИ
Поскольку Соединенные Штаты показали свои мускулы, а НАТО стало более грозной организацией, Россия оказалась в странном положении. С одной стороны она была преемником супердержавы, почти со всеми формальными признаками Советского Союза, но в то же время должна преодолевать системный спад и одновременно быть в зависимости от милости (и в том числе финансовой поддержки) своих бывших противников. В течение приблизительно первой дюжины лет постсоветской эпохи, западные лидеры предполагали, что Россия будет реагировать на свое затруднительное положение, став частью так называемой «расширенной Европы» — теоретическим пространством, которое ассоциировано с ЕС и НАТО — наряду с прочими странами, не являющимися членами этих организаций, которые, в свою очередь, поощряют добровольное принятие норм и правил, связанных с возможным членством. Другими словами, России предложили ограниченную нишу внутри расширяющейся архитектуры Европы. В отличие от концепции общего европейского дома Горбачева, где Советский Союз был бы одним из конструкторов нового мирового порядка, Москве вместо этого пришлось бы отказаться от своих глобальных устремлений и согласиться подчиняться правилам, в создании которых она не принимала участия. Председатель Европейской комиссии Романо Проди в 2002 году наилучшим образом выразил эту формулу: Россия разделила бы с ЕС «все, кроме власти». Проще говоря, это означало бы, что Россия принимает нормы и правила ЕС, но не будет иметь возможности влиять на их развитие.
Долгое время Москва, по существу, принимала это предложение, делая лишь минимальные усилия по расширению своей глобальной роли. Но ни российские элиты, ни простые россияне никогда не воспринимали образ своей страны просто в качестве региональной силы. И в первые годы эпохи Путина наблюдалось восстановление российской экономики — в значительной степени за счет роста цен на энергоносители, а также успех Путина в восстановлении дееспособного государства — с последовательным повышением международного влияния России. Внезапно, Россия перестала быть просителем; теперь это был важнейший развивающийся рынок и локомотив глобального роста.
Одновременно, когда целый ряд так называемых цветных революций на постсоветском пространстве, (как минимум) одобренных Вашингтоном, свергали правительства, которые имели «советские» корни и достаточно хорошие отношения с Москвой, западный проект создания либерального порядка перестал рассматриваться в роли положительного феномена. По мнению России, Соединенные Штаты и их союзники убедили себя в том, что они имели право как моральные и политические победители, если сочтут нужным, изменять не только мироустройство, но и внутренний строй отдельных стран. Понятия «продвижение демократии» и «трансформационная дипломатия», проводимые администрацией Джорджа Буша-младшего обусловили межгосударственные отношения, направленные на изменение любой системы правления, которая не соответствовала вашингтонскому пониманию демократии.
ЖЕЛЕЗНЫЙ КУЛАК
Непосредственно в эпоху после трагедии 11 сентября, деятельность Соединенных Штатов была достаточно успешной. Но позднее, порядок, разработанный Вашингтоном и его союзниками в 1990-е годы, оказался под сильным давлением. Множество неудач США на Ближнем Востоке, мировой финансовый кризис 2008 года и последующий спад, установившийся экономический и политический кризис в ЕС, а также растущая мощь Китая побудили Россию еще сильнее отказываться от интеграции в международную систему под руководством Запада. Более того, несмотря на то, что Запад испытывал растущие трудности следования своим курсом, он не терял стремления к расширению. Например, осуществляя давление на Украину с целью более тесной интеграции с ЕС, даже в те времена когда союз, казалось, был на грани глубокого распада. Российское руководство пришло к выводу, что западный экспансионизм может быть обращен вспять только «железным кулаком», как в 2011 году выразился российский политолог Сергей Караганов.
Свержение в феврале 2014 года украинского президента Виктора Януковича прозападными силами для России явилось, в некотором смысле, последней каплей. Действия Москвы в Крыму были ответом на постоянное расширение ЕС и НАТО на восток на протяжении всего периода после окончания холодной войны. Москва предотвратила дальнейшее расширение западного влияния в постсоветском пространстве самым решительным способом из всех возможных — применением военной силы. Русские всегда рассматривали Крым как наиболее унизительную из всех территориальных потерь, оставленных за пределами России после распада Советского Союза. Крым долгое время был символом постсоветского нежелания России бороться за надлежащий статус. Возвращение полуострова исправило эту историческую несправедливость, и продолжающееся участие Москвы в кризисе на Украине сделало и без того отдаленную перспективу украинского членства в НАТО еще более маловероятной, а также лишило возможности рассматривать присоединение Украины к ЕС в ближайшее время.
Кремль пришел к выводу, что, для защиты своих интересов вблизи границ России, он должен стать глобальным игроком. Так, прочертив линию в Украине, Россия решила, что следующим местом, в котором проявит себя железный кулак, будет Сирия. Сирийское вмешательство было направлено не только на укрепление позиций Асада, но и на принуждение Соединенных Штатов общаться с Москвой на более равных условиях. Решение Путина начать вывод российских войск из Сирии в марте не представляло собой разворот, проводимой политики; это, скорее, был признак успеха стратегии. Москва не только продемонстрировала свою военную мощь и изменила динамику конфликта, но также и избежала погружения в сирийскую трясину.
КРИЗИС ИДЕНТИФИКАЦИИ
Нет сомнений, что в течение последних нескольких лет Москва добилась определенных успехов в своем стремлении восстановить международный статус. Но трудно сказать, будут ли эти достижения долговечными. Кремль, возможно, перехитрил своих западных конкурентов во время кризиса на Украине и в Сирии, но он по-прежнему сталкивается с более сложной долгосрочной проблемой поиска надежной роли в новом, многополярном мироустройстве. В последние годы Россия показала значительное мастерство в использовании оплошностей Запада, однако неспособность Москвы разработать последовательную экономическую стратегию ставит под угрозу долгосрочную устойчивость ее недавно восстановленного статуса.
Члены прокремлевской молодежной организации «Россия Молодая» поднимают кирпичи перед американским посольством во время антинатовской акции протеста в Москве, апрель 2009 года.
Поскольку Москва изо всех сил пыталась исправить то, что она считает несправедливым результатом холодной войны, мир сильно изменился. Отношения между Россией и Соединенными Штатами уже не возглавляют международную повестку дня, как это было 30 лет назад. Отношение России к европейскому проекту не так важно, как это было в прошлом. ЕС, скорее всего, пройдет через болезненные преобразования в последующие годы, но в основном не за счет каких-либо действий или бездействия Москвы.
Россия также наблюдала снижение своего влияния на южной границе. Исторически сложилось, что Москва рассматривает Центральную Азию в качестве шахматной доски, а себя в роли одного из главных игроков в большой игре за влияние. Однако в последние годы игра изменилась. Китай вливает огромные суммы денежных средств в инфраструктурный проект экономического пояса Шелкового пути и развивается как крупнейший игрок в регионе. Это создает одновременно и проблемы, и возможности для Москвы, но больше всего служит напоминанием о том, что России еще предстоит найти свое место в том, что Кремль именует «расширенной Евразией».
Проще говоря, когда речь идет о ее роли в мире, Россия находится в тисках кризиса идентичности. Она не интегрировалась полностью в либеральный порядок и не построила свою собственную жизнеспособную альтернативу. Это объясняет, почему Кремль отчасти принял советскую модель — конечно, воздерживаясь от коммунистической идеологии, но используя прямой вызов Западу. И не только в области безопасности России, но также и в других аспектах. Для того, чтобы сопровождать эти изменения, руководство России активно поощряет идею о том, что распад Советского Союза был лишь первым шагом в длинной кампании Запада чтобы добиться полного господства, которое включало в себя военные интервенции в Югославии, Ираке и Ливии, а также цветные революции в постсоветских странах, и которая, возможно, в будущем завершится попыткой смены режима в самой России. Это глубоко укоренившееся мнение основано на убеждении, что Запад не только стремится продолжить геополитическую экспансию в классической форме, но также хочет делать все своими методами. Не только путем убеждения и с помощью примеров, а и силой, когда это необходимо.
Однако, даже если принять эту точку зрения о западных намерениях, для противостояния глобальным тенденциям Москва не так много может сделать одними лишь военными средствами. Влияние в мире глобализации все больше определяется экономической мощью, которая у России относительно невелика. Особенно теперь, когда цены на энергоносители падают. Конечно, экономическая слабость может быть облачена в военную мощь или умелую дипломатию, но только в течение короткого промежутка времени.
СЕРДИТЫЙ ИЛИ СОСРЕДОТОЧЕННЫЙ?
Путин и большинство тех, кто управляет страной сегодня, считают, что распад Советского Союза был ускорен перестройкой — политической реформой, инициированной Горбачевым в конце 1980-х годов. Они боятся повторения нестабильности, которая сопровождала эту реформу, и воспринимают как угрозу все, что может затруднить управление. Но Кремлю также не мешало бы вспомнить один из самых важных уроков перестройки. Горбачев имел амбициозные планы по созданию совершенно иных отношений с Западом и остальным миром. Эта повестка дня, которую Кремль называл «новое политическое мышление» изначально была довольно популярна внутри страны и была хорошо принята за рубежом. Но, поскольку Горбачев столкнулся с проблемами, и, в конечном счете, не смог перезапустить советскую экономику, «новое политическое мышление» стало рассматриваться, как попытка компенсировать или отвлечь внимание от социально-экономического упадка путем концентрации на внешней политике. Эта стратегия не работала тогда, и, она вряд ли будет работать теперь.
Во избежание проблем с ожидаемым переизбранием Путина, сомнительно, что Кремль будет предпринимать какие-либо радикальные меры в российской экономике до 2018 года, когда должны будут проводиться президентские выборы. Экономика России сталкивается с трудностями, но вряд ли находится в свободном падении; страна должна быть в состоянии продержаться еще в течение двух лет. Однако, после выборов, экономическая программа неизбежно будет поставлена на первый план, так как на тот момент существующая модель будет близка к истощению.
Почти наверняка после выборов 2018 года, мировую общественность продолжит будоражить турбулентность. Кремль все еще будет искать возможности для активизации деятельности России на мировой арене. Но без более сильной экономической базы будет расти разрыв между российскими амбициями и возможностями. Это может побудить пристальнее сфокусироваться на внутренних проблемах. Но также может спровоцировать и еще более рискованную азартную игру за рубежом.
«Россия не сердится; Россия сосредотачивается». Так звучит часто повторяемый русский афоризм, высказанный в 1856 году министром иностранных дел Российской империи Александром Горчаковым после того, как Россия утратила значительную часть международного авторитета в результате поражения в Крымской войне. Сегодня ситуация в некотором смысле противоположная: Россия вернула Крым, укрепила свой международный статус, и чувствует себя уверенно, когда речь заходит о внешней политике. Но необходимость сосредоточиться на экономическом развитии на этот раз не менее актуальна. Просто от гнева будет мало пользы.
Источник: Foreign Affairs