Почему Берхану Нега поменял свою удобную жизнь на шанс возглавить революционную борьбу против деспотичного режима.
Автор: Джошуа Хаммер
Берхану Нега когда-то был одним из самых популярных профессоров Бакнелла. Беженец из Эфиопии со степенью доктора наук в Новой школе социальных исследований в Манхэттене, он вёл на экономическом факультете один из наиболее востребованных факультативов, Экономическое развитие Африки. Когда он не вёл свои семинары или занимался домашними делами в своём комфортабельном доме в лесистой местности в пяти минутах от кампуса Бакнелла в пригороде Льюисбурга, то путешествовал по академическим конференциям и читал лекции о правах человека в Европейском парламенте в Брюсселе. «Он придавал большое значение взаимосвязи между демократией и развитием» — говорит Джон Рикард, профессор английского языка, который был одним из его самых близких друзей — «он говорил что нельзя иметь жизнеспособное экономическое развитие без демократизации, и наоборот». Являясь популярной фигурой в кампусе, он болел за Philadelphia Eagles и the Cleveland Cavaliers, принимал участие в компании от двери к двери за Барака Обаму в 2008 году, и был известен как один из лучших игроков Бакнелла в сквош. Он и его жена, оптик эфиопского происхождения, вырастили двух сыновей и отправили их в престижные учебные заведения, Университет Пенсильвании и Карнеги Меллон. По выходным профессор иногда устраивал обеды для других сотрудников Бакнелла и их семей, развлекая их рассказами об абиссинской культуре и истории, и угощая эфиопской пищей которую приготовил сам. Он заказывал специи из Аддис-Абебы и вручную пёк инжеру, губчатый заквашенный хлеб из муки тефф.
Нега смутно помнит своё прошлое. Но студенты, которые захотят поискать его в Гугле, обнаружат, что мужчина, который стоял перед ними, рассказывая о развитии в странах Африки к югу от Сахары, по факту был тесно вовлечён в конфликт между Эфиопией и соседней Эритреей, который длится вот уже полвека. К старту тысячелетия его новое воплощение, пограничная война за казалось бы ничего не значащий кусок земли размеров всего 250 квадратных миль, превратилась в напряжённое противостояние с участием тысяч солдат по обе стороны границы, официальных и неофициальных вооружённых формирований. Одна из таких неофициальных армий, сражающихся на стороне Эритреи — группа разочарованных эфиопов под названием Гинбот 7, была силой, которую Нега помог создать, основав движение в 2008 году с другим эфиопским беженцем Андрагачев Цеге, в Вашингтоне. Эфиопское правительство, которое ранее арестовывало Негу в качестве политического заключённого на два года в Аддис-Абеба, теперь заочно приговорило его к смертной казни. Студенты Букнелла, которые узнавали о его прошлом, были впечатлены. «Это делало его уроки потрясающими» — говорит Рикард.
В Гинбот 7 Цеге служил в качестве политического лидера, находящегося в Эритрее, Нега же являлся интеллектуальным вождём и ответственным за сбор средств, собирая деньги с членов эфиопской диаспоры в Европе и Соединённых Штатах. Всё изменилось в один из дней в июне 2014, когда Цеге, всем известный как Энди, остановился в Сане, столице Йемена, держа путь в столицу Эритреи Асмэру. Когда он сидел в транзитном зале аэропорта, ожидая рейс, йеменские силы безопасности, действуя по всей видимости в сговоре с эфиопской разведкой, арестовали его и посадили в самолёт, направлявшийся в Аддис-Абебу, где показали по национальному телевидению, в настоящее время он ждёт исполнения смертного приговора.
Через несколько дней после ареста и экстрадиции Цеге, Нега отправился заменять его в Эритрею. «Должен ли я был оставаться академиком, восседающем в башне из слоновой кости и размышляющем о различных вещах?» — сказал он мне. «Или я должен был сделать что-то как гражданин?». Нега выставил свой дом на продажу и взял бессрочный отпуск в университете. Своим коллегам о рассказал, что отправляется в длительный творческий отпуск. Только несколько близких друзей, жена и сыновья знали правду.
В один жаркий июльский день в 2015 году Нега сложил вещи, обнял жену и отправился на машине товарищей в Международный Аэропорт Джона Кеннеди. У него был пропуск от правительства Эритреи, позволяющий единожды въехать в страну. Нега отправлялся к новой жизни внутри режима нищей диктатуры, которую иногда называют Северной Кореей Африки, режим Эритреи печально известен свой поддержкой Шабаб, исламистской террористической группой Сомали, а также программой военного призыва, обрекающей множество граждан старше 18 лет на неограниченную службу. Нега также считал, что находится под пристальным наблюдением администрации Обамы и допускал, что его задержит и развернёт департамент национальной безопасности США. Этого не произошло, но только когда колёса самолёта египетских авиалиний оторвались от земли а он занял своё место, направляясь через Атлантический Океан в одну из самых изолированных и репрессивных стран на Земле, Нега смог расслабиться.
Одной прохладной ночью этим июлем свет над головой Неги был выключен, и лидер повстанцев сидел в темноте в бунгало, расположенном в Асмэре, столице Эритреи расположенной на высоте 7600 футов (примерно 2316 метров — ред.) над уровнем моря. Нега разложил карту на кофейном столе и показывал мне маршрут подпольной миссии, которую он планировал осуществить следующим утром. На рассвете он вместе с товарищем проедут 300 миль на юго-запад к заминированной, хорошо охраняемой границе между Эритреей и Эфиопией чтобы встретиться с источниками разведки в лагере повстанцев. Его осведомители перенесли через границу «очень важную информацию» о позициях эфиопских военных и боеготовности повстанческих ячеек внутри Эфиопии, с которыми Нега надеялся соединить отряды, расположенные на стороне Эритреи.
«У них есть документы и они настаивают на том, что передадут их только мне» — сказал мне Нега — «Когда у них есть важный материал они хотят чтобы сначала я взглянул на него а затем отредактировал для остальных». Нега, дородный, лысеющий мужчина с помятым лицом и простецкими манерами, потирал лоб, когда лампочки мигнули и снова загорелись. В последние годы организация Гинбот 7 росла, и сейчас управляется советом представителей из 80 членов, разбросанных по всему миру. Как командующий, Нега руководит несколькими сотнями повстанцев в Эритрее и неизвестным числом вооружённых людей внутри Эфиопии, которые частенько проводят нападения от имени движения. В ходе своих частых визитов на линию фронта он проводит время встречаясь с другими командирами, наблюдая за тренировками и — он всё-таки профессор — проводя семинары по истории и демократии с использованием мела и доски в «классной комнате», расположенной в кустах.
Нега развернулся к карте и прочертил прямую линию ведущую к реке Текезе, самой западной части границы между Эфиопией и Эритреей. Это место было основной точкой для дезертиров эфиопской армии, которые присоединялись к повстанцам, и в последнее время она находилась под угрозой эфиопских солдат. «Они направляют значительные силы в это место потому что это сейчас их основная цель» — говорит он, имея ввиду Гинбот 7, сейчас более известную как Патриотический Гинбот 7 — «и они перемещают значительную часть армии, артиллерии и танков в эту зону. Пока что они не начали нас обстреливать».
Эти две нации, сегодня являющиеся смертельными врагами, когда-то были едины. Эритрея, итальянская колония с 1890 по 1941 год, была аннексирована Эфиопией после Второй Мировой Войны, эритрейцам потребовалось 30 лет войны чтобы наконец-то освободиться в 1991 году. Соседи находились в состоянии мира до 1998 года, когда казалось бы утихший спор за треугольник Йирга — скалистое, никогда толком не размеченное колонистами место около границ — взорвался двумя годами танковой и позиционной войны, в которой погибло 100 тысяч человек. Сегодня, несмотря на посредничество ООН, наблюдающей за спорной территорией со стороны Эритреи, Эфиопия продолжает занимать приграничную деревню Бадаме. Десятки тысяч солдат смотрят друг на друга через пейзаж минных полей, бункеров, снайперских укрытий и других укреплений.
Насилие на границе происходит нечасто, однако может начаться внезапно и быть очень жестоким. В середине июня по данным правительства Эритреи, Эфиопия начала полномасштабную атаку вдоль границы в местечке Цорона, что стало первым крупным вторжением начиная с 2012 года — возможно это было местью за нападения боевиков Гинбот 7. Эритрея утверждает, что в ходе атаки было уничтожено 200 вражеских солдат и ранено ещё 300, хотя Эфиопия преуменьшает свои потери. «Они их почти всегда отрицают» — сказал мне Нега — «по данным эфиопского правительства никто даже не погиб».
Эфиопия, несмотря на то, что является американским союзником и экономическим лидером по африканским стандартам, репрессивное государство. Режим тиграйского этнического меньшинства (этническая группа тиграи составляет 6 процентов населения Эфиопии и уступает таким крупным группам как оромо и амхара, которые в совокупности включают в себя более 62% населения страны — ред.) отправил в тюрьмы тысячи блоггеров, журналистов и оппозиционеров, сфальсифицировал выборы и жестоко подавил протесты. С ноября прошлого года, согласно данным Human Rights Watch, силы государственной безопасности убили более 400 протестантов в регионе Оромия, который окружает столицу страны Аддис Абеба. Протесты также распространились на регион Амхара в августе, и силы безопасности застрелили около 100 демонстрантов, ранив при этом много больше. Тысячи представителей Оромо (крупная этническая группа Эфиопии, составляющая примерно треть населения) были брошены в тюрьму без суда и следствия за поддержку сепаратистской группы Фронт освобождения Оромо. Марафонец из Эфиопии Фейса Лилеза, который выиграл серебряную медаль на Олимпиаде в этом году, привлёк международное внимание к насилию со стороны властей когда он финишировал на Олимпиаде скрестив руки над головой в знак солидарности с Оромо, он заявил что боится возвращаться домой и ищет политического убежища.
В комнате бунгало Неги четверо повстанческих командиров, являющихся членами эфиопской диаспоры, заканчивали свой ужин. Мужчины отрывали куски инжера и макали хлеб в густой соус под названием сиро, запивая еду бутылками местного пива под названием Асмэра. Есат, эфиопский оппозиционный спутниковый канал, вещающий из Европы и Соединённых Штатов, тихо сообщал что-то через телевизор, расположенный в углу. Мужчины были частью возобновляемого контингента командиров, которые время от времени возвращались в Асмэру чтобы проверить свою электронную почту и отдохнуть от примитивных условий жизни в поле. «Прямо сейчас нас пятеро» — сказал Нега, представив мне своих товарищей из Далласа, Арлингтон, штат Вирджиния, канадского Калгари и Люксембурга. «Ещё один, из Великобритании, возвращается завтрашним утром. Когда он придёт нас будет шестеро. На прошлой недели нас было шестеро а в один момент даже 11».
Дом также служит в качестве лазарета для повстанцев, которые заболели или получили раны в бою, и обеспечивает временное убежище для дезертиров из Эфиопской армии, которые пересекают границу. Один из недавно прибывших был офицером воздушных сил Эфиопии, представитель оромо, который провёл в пути 42 часа на автобусе и ногах а затем переплыл реку Текезе на границе. Он принял решение бежать когда попал в тюрьму Аддис-Абеба по «фальшивым», как он сказал мне, обвинениям в сотрудничестве с сепаратистским движением оромо.
Заламбесса, Эфиопия, город на границе с Эритреей, который был почти полностью уничтожен в ходе недавней войны между двумя странами, развернувшейся из-за спора за маленький кусок скалистой земли.
«У нас много таких как он» — сказал Нега.
Лидер повстанцев одевает пиджак и направляется в своё утреннее путешествие к границе в поисках дизельного топлива. С другим товарищем-повстанцем из Вирджинии мы едем по пустынным, неосвещённым улицам Асмэры в поисках открытой заправочной станции, но у той, что мы нашли, дизельное топливо закончилось. Нега вернётся следующим утром, и его отъезд с линии фронта задерживается. Когда мы вернулись в его дом, мужчина указал на кучу предметов медицинского назначения в коридоре — бинтов, жгутов, антибиотиков, средств против малярии — которые он планировал переправить своим бойцам, и три картонные коробки с солнечными батареями, которые смогли бы обеспечить хотя бы базовое электричество в полях. Находясь в лагере, Нега зависел от своего мобильного телефона для контактов с внешним миром, но даже это не было гарантировано. «Со времени вторжения (эфиопской армии в Цорону) они отключили мобильную связь» — сказал он мне — «я буду недоступен в течение нескольких дней».
Когда я впервые встретился с Негой в конце мая 2016 года, его окружение было гораздо более комфортабельным. После 10 месяцев в Асмэре, Нега вернулся в Соединённые Штаты чтобы принять участие в выпускном вечере младшего сына, Ияссу, который окончил Университет Пенсильвании. Так как он был глубоко вовлечён в повстанческую борьбу против союзника США, этот его приезд мог быть последним в Соединённые Штаты. Действительно, Нега, которые не является гражданином Америки имеет так называемый «въездной документ», действие которого было приостановлено три года назад, и перспектива его гражданства США приостановлена на неопределённый срок. Сейчас он путешествует по Эритрейскому паспорту и грин-карте, которая обеспечила ему въезд в страну — в этот раз. Государственный департамент США не комментирует деятельность Неги или Гинбот 7, но сам Нега предполагает, что администрация Обамы не особо одобряет его деятельность. тем не менее, настаивает он, «никто не говорит – прекрати». «Я думаю они знают, что наши действия не направлены против США. Мы отстаиваем базовые принципы, на которых и существует Америка».
Мы встретились в уикенд перед Днём Памяти (государственный праздник США, в ходе которого вспоминают американцев, погибших в различных войнах, отмечается в последний понедельник мая — ред.) на террасе фешенебельного кафе Дюпонт в Вашингтоне, вместе с его сестрой Хивот, запустившей технологический стартап в Нью-Йорке, и Ияссу, 21-летним звездой бега команды университета, который осенью должен начать работать в Банке Инвестиций Нью-Йорка. В ходе употребления белого вина и куриного салата беседа коснулась бизнеса Лин-Мануэль Миранды и восхищения Неги пересечением после церемонии с Дональдом Трампом и вице-президентом Джо Байденом (дочь Трампа и внучка Байдена были членами выпускного класса Ияссу). Я спросил молодого человека смирился ли он с новой жизнью отца на линии фронта, и он сказал что думал: «В конце-концов он должен продолжать делать то, во что верит». Он не выразил большого интереса к рассказам отца о повстанческом лагере в Эритрее и смыслу существования движения Гинбот 7. «Я только что закончил колледж — и у моей жизни своё направление» — сказал он — «у меня нет на это времени… и я также принадлежу к несколько другому поколению».
Старший Нега — часть поколения эфиопов, которые выросли посреди насилия и смятения. За обедом он вспоминал, каково это было быть студентом во времена марксистской хунты, возглавляемой советской марионеткой Дергом, свергнувшем Императора Хайле Селассие и установившего режим жестокой диктатуры. Нега вырос в семье богатого предпринимателя и воочию наблюдал как огромные кукурузные и соевые фермы его отца были захвачены силами безопасности, а власти начали арестовывать, сажать в тюрьмы и расстреливать тысячи диссидентов, среди которых было и множество студентов. Он с двумя старшими сёстрами вступил в движение сопротивления под названием Народная Революционная партия Эфиопии (Ethiopian People’s Revolutionary Party — E.P.R.P.). Они действовали подпольно, живя в тайных домах и скрываясь от полиции. Его самая старшая сестра позднее была схвачена и пропала в лагерях Дерга. Семья искала её повсюду, но безрезультатно.
«В наш дом приходили люди и говорили моим родителям — я видел её в этом месте. Моя мать шла на улицу и искала её» — рассказывает Нега. Бывшие сокамерники сестры позднее рассказали ему, что вероятнее всего она совершила самоубийство, выпив яд из капсулы с цианистым калием, которую она носила на шее. «Тогда было нормально носить с собой яд, потому что если бы вас поймали, то подвергли бы пыткам, в ходе которые вы можете выдать других людей». По мере того как сопротивление проигрывало в Аддис-Абебе, E.P.R.P. отправило Негу на север в провинцию Тиграй, центр растущей партизанской войны против Дерга, там он организовывал нападения на правительственные силы. В 1978 году в E.P.R.P. вспыхнула борьба за власть, и Негу бросили в тюрьму. Ему удалось освободиться за день до того, как охрана расстреляла всех 15 находившихся с ним заключённых. Нега бежал в Судан и жил в лагере беженцев в Хартуме в течение двух лет, а затем получил политическое убежище в Соединённых Штатах в 1980 году.
Он получил степень бакалавра в Университете штата Нью-Йорк в Нью-Пальц, где также играл в футбольной команде. Во время обучения в Нью-Йоркской школе социальных исследований Нега писал диссертацию о провалах эфиопского сельского хозяйства под руководством коммунистического режима. В то же время Эфиопия всё глубже погружалась в бездну. Когда партизанские движения увеличили свои атаки в Тиграе в середине 80х, диктатор Дерг, Менгисту Хайле Мариам, заблокировал поставки продовольствия в регион, спровоцировав голод, в котором погиб миллион человек. Фотографии голодающих детей, распространяемые средствами массовой информации, катализировали международные усилия по оказанию помощи и вдохновили появление поп-хита “We Are the World», сделав Эфиопию всемирным синонимом голода. Хоть эту напасть и удалось в конечном счёте преодолеть, к 90 году, когда Бакнелл принял Негу на должность доцента, гражданская война обострилась. «Он никогда не подчёркивал своё происхождение и тот факт, что был партизаном» — говорит Дин Бакер, бывший коллега Неги по Бакнеллу, который сегодня возглавляет Центр экономических и политических исследований в Вашингтоне.
В 1991 году, после десятилетия сопротивления, три повстанческие группы — Тиграйский народный освободительный фронт, Освободительный фронт Оромо и Освободительный фронт народа Эритреи — победили Дерга и вошли в Аддис-Абебу. Новое правительство под руководством Тиграйского повстанческого лидера Мелеса Зенави приступило к восстановлению разрушенной войной страны. Нега наконец получил повод для оптимизма. Он хорошо знал Мелеса — премьер-министр учился в том же университетском классе что и его погибшая сестра — и после того как тиграйцы консолидировали власть, получил отпуск в Бакнелле и полетел с женой и двумя маленькими сыновьями в Аддис-Абебу, решив помочь восстановить страну. Нега верил, что Мелес «имеет хорошие намерения», как он сказал мне.
Однако его энтузиазм по поводу нового правительства быстро испарился. В Университете Аддис-Абебы, где он преподавал неполный рабочий день (он также вернул несколько бизнесов своего отца), руководители расправлялись с инакомыслящими, запрещая студенческое самоуправление и газету. Когда Нега призвал своих студентов добиваться академических свобод, полицейские напали на них и других демонстрантов, позже беспорядки распространились по всему городу, погиб 41 человек. Нега провёл месяц в тюрьме за подстрекательство к протестам. «По ночам я слышал как пытали и избивали других заключённых» — рассказывает он.
«Должен ли я был оставаться академиком, восседающем в башне из слоновой кости и размышляющем о различных вещах?» Или я должен был сделать что-то как гражданин?»
В мае 2005 года, в связи с быстрым ростом экономики и популярности правительства, в Эфиопии прошли первые в истории страны многопартийные выборы с привлечением международных наблюдателей. Но результаты не устроили Мелеса. Коалиция Неги «За единство и демократию» получила 137 из 138 мест в Совете столицы Аддис-Абеба. Нега готовился стать мэром, но правительство не согласилось с победой партии и бросило его в тюрьму вместе с другими лидерами коалиции. Американские коллеги начали кампанию за его освобождение. «Факультет Бакнелла одобрил движение в его поддержку и привлекал внимание к его положению» — говорит Рикард. «Мы беседовали с журналистами, послами, всячески поднимали тему». Международное давление помогло добиться освобождения Неги после 21 месяца заключения и он вернулся в Соединённые штаты. Этот опыт «закалил его» говорит Самуэль Адамассу, член эфиопской диаспоры, который знал Него и его семью с 80х годов. «Это заставило его понять, что люди не захотят меняться без принуждения».
После нашего обеда в Вашингтоне я присутствовал на акции по сбору средств для Гинбот 7 в отеле Мариотт Джорджтауна, в котором приняли участие около 500 членов эфиопской диаспоры. Нега стоял на фоне эфиопского и американского флагов. Это будет битва насмерть, заявил он восторженной толпе. «Не может быть никаких переговоров с тем, кто хочет тебя изнасиловать» — продолжал Нега на амхарском, основном языке Эфиопии — «мы должны их остановить». Контраст между сдержанным академиком, которого я видел во внутреннем дворике кафе Дюпонт и пламенным лидером повстанцев был разительным. Нега объявил, что у него есть новости с фронта: партизаны, заявляющие о лояльности к его движению, провели одну из самых значительных атак рядом с городом Арба Минх на юге страны, бывшем месте расположения американской базы дронов. «Мы убили 20 солдат и ранили ещё 50» — заявил он, назвав это «новым этапом борьбы» (эфиопское правительство заявило что они отбили нападение и убили несколько повстанцев).
Когда Нега помогал создавать Гинбот 7 в 2008, он объяснял, что движение будет стремиться к «организации гражданского неповиновения и помощи существующим вооружённым движениям» внутри и за пределами Эфиопии, а также «оказывать давление на власть страны и международное сообщество в попытках организовать переговоры». Тем не менее, платформа Ginbot 7 выступает за дестабилизацию власти «любыми средствами», включая нападения на солдат и полицейских. Это резкое заявление вышло из стен американского либерального университета, чьи первые уроки проходили в Первой баптистской церкви Льюисбурга в 1846 году. «Он перешёл эту черту» — говорит Рикард, профессор английского языка, который находит оправдание насилия Неги «тревожным» но объяснимым. «Он никогда не был пацифистом, никогда не отказывался от вооружённой борьбы» — замечает академик — «он видел презрение к выборам, сотни людей убитых на улицах. Его сестра умерла, лучший друг в тюрьме, его жизнь в опасности. Он считает насилие необходимым методом. В некотором смысле это шокирует».
Когда Гинбот 7 начинал свою борьбу, Эфиопия пыталась произвести свой ребрендинг с помощью экономической истории успеха. Следуя южнокорейской и китайским моделям государственного развития, Мелес с помощью государственных займов и западной помощи инвестировал значительные средства в строительство плотин, воздушных линий, развитие сельского хозяйства, образования и здравоохранения. Эфиопская экономика росла в среднем на 11 процентов в год в последнее десятилетие, демонстрируя один из самых высоких темпов в Африке. Аддис-Абеба стал витриной трансформации страны с системой лёгкого железнодорожного транспорта, повсеместным высотным строительством, роскошными отелями, дорогими ресторанами и винными барами, которые посещают новоиспечённые миллионеры. В то же время страна стала оплотом борьбы против распространения радикального ислама на африканском континенте. Сегодня Эфиопия обеспечивает присутствие 4400 миротворцев в вооружённых силах Африканского союза в Сомали и помогает сохранить мир вдоль напряженной границы между Северным и Южным Суданом. В июле 2015 года президент Обама, в ходе африканского турне, совершил первый в истории американских президентов визит в Эфиопию.
Тем не менее Нега утверждал, что трансформация Эфиопии — мираж, созданный чтобы успокоить западных наблюдателей, переживающих из-за отсутствия демократии. «В 2005 году стало ясно, что легитимность не придет к ним через политический процесс, поэтому они начали эту новую тему — развитие» сказал он мне. Нега настаивает, что Эфиопия «занимается обманом» и её рост — в значительной степени атрибут больших инфраструктурных проектов и западной помощи с небольшим вкладом со стороны частного сектора. «Всемирный банк вбрасывает деньги в Эфиопию, как будто завтра не наступит» — сказал он мне. Настоящий рост, настаивает он, ближе к 5 или 6 процентам, доход на душу населения остается одним из самых низких в мире и слабость гражданских институтов будет означать, что даже этот показатель не может быть устойчивым.
За два месяца до визита Обамы правительство провело показные, по мнению многих, выборы, на которых правящая партия получила 547 мест в парламенте, но Обама, дав понять, что безопасность на африканском континенте является главным приоритетом, встретился с преемником Мелеса, премьер-министром Хайлемариам Десалень, и охарактеризовал его правительство как «избранное демократическим путём».
«Я был шокирован» — сказал мне Нега — «Я понимал реалии власти и почему он поддерживает эфиопское правительство, но сказать «избранное демократическим путём»? Это было отвратительно».
Через три дня после моей первой встречи с Негой в Асмэре и вскоре после того, как он вернулся со своей пограничной встречи, мы ехали вечером в белом пикапе через пейзаж его новой жизни. Мы проехали опустившийся и почти пустынный отель Asmara Palace, бывший когда-то международным, и большую католическую церковь, которую Нега не смог вспомнить. «Я плохой туристический гид» — сказал он извиняющимся голосом. В ходе нахождения в Асмэре он проводит большую часть своего времени сидя на корточках в убежище или снятом офисе в центре города — одном из немногих мест где есть высокоскоростной интернет. В Эритрее самый низкий уровень проникновения интернета в мире, его используют лишь около 1 процента населения, и эта редкая широкополосная связь позволяет ему регулярно общаться по скайпу с сыновьями и женой. «Я не думаю что она очень счастлива моим нахождением здесь» — признался он, беспокойно ёрзая — «мы действительно перестали с ней это обсуждать».
Его сестра умерла, лучший друг в тюрьме, жизнь в опасности. Он считает насилие необходимым методом. В некотором смысле это шокирует.
Сразу же после обретения независимости в начале 90х годов под руководством лидера повстанцев, превратившегося в президента Исайася Афеворка, Эритрея некоторое время считалась одной из надежд Африки. Когда я посещал страну в 1996 году, через 5 лет после освобождения от Эфиопии, бывшие повстанцы начинали возрождать разрушенную экономику — восстанавливать дороги, мосты и железную дорогу вдоль побережья с помощью денег эритрейской диаспоры. Но после пограничной войны в период 1998-2000 годов эритрейская власть замкнулась и относится подозрительно к внешнему миру. Афеворк преследовал диссидентов, выгнал из страны западных журналистов и НКО, отказался от иностранной помощи, национализировал промышленность и отпугнул иностранные инвестиции — согласно данным Всемирного банка, доход на душу населения в стране составляет 1400 долларов в год. В 2009 году Совет Безопасности ООН ввел санкции в отношении Эритреи, включая эмбарго на поставки оружия, запрет поездок и замораживание активов высших должностных лиц страны за поставки оружия Шабаб, радикальной исламистской группировке, осуществившей сотни террористических актов в Сомали и соседней Кении. (Эритрея называет эти утверждения «сфабрикованной ложью»). В июне 2016 года доклад ООН обвинил правительство страны в совершении «преступлений против человечества», в том числе пыток, преследовании диссидентов и агрессивной военной программе, которую власть обосновывает подготовкой к новому эфиопскому вторжению.
С практически полным отсутствием инвестиций, Асмэра стала городом, застывшим во времени. Два осла неспешно бредут по проспекту Гарнет, главной столичной улице, останавливаясь чтобы погрызть траву около пальмы. В то время как мы рассматривали множество людей, ходивших по улице около собора из красного кирпича, кинотеатра в стиле арт-деко 1930х, полуразрушенных итальянских пекарен и капуччино-баров, Нега защищал своё решение обратиться за поддержкой к диктатуре.
«Действительно ли мы должны обсуждать диктаторские режимы, с которыми любезничает США?» — спросил он меня — «Вот страна, которая предоставила нам убежище, которая когда-то была частью Эфиопии. Я смотрю на этих людей, беседую с ними и они такие же как я, такие же эфиопы. Почему я не могу получить от них помощь?».
Нега настаивает, что видит некоторые позитивные моменты в эритрейской диктатуре. «Это единственная страна, которая, несмотря на свою бедность, говорит — мы будем двигаться собственным курсом, нравится вам это или нет» — сказал он мне. — «у них нет коррупции. Смотрите, местные чиновники ездят на потрёпанных машинах 80х годов. Я видел их жизни, их дома. В этой борьбе есть некий элемент истории о Давиде и Голиафе». Он назвал доклад ООН, описывающий преступления против человечности, «преувеличением» (западный дипломат в Асмэре, который пожелал остаться неизвестным из-за своей щекотливой политической позиции и с которым я побеседовал, согласился с оценкой доклада Негой, отметив, что он был основан на показаниях беженцев в Европе, у которых был «интерес обрисовать свою страну как можно хуже, чтобы оправдать свой статус»).
Само собой разумеется, что Нега не хотел говорить жестко о нации, которая помогла его движению убежищем — и которая могла выкинуть его прочь в любой момент. «Я не хочу вмешиваться в их проблемы» — осторожно сказал он. — «они всегда были добры к нам». Вне публичного поля, тем не менее, лидер повстанцев может быть настроен более критически. «У него нет никаких иллюзий по поводу Эритреи» — говорит его друг и бывший коллега по Бакнеллу Дин Бакер.
Я спросил Негу, уверен ли он в том, что давление групп повстанцев может свергнуть эфиопское правительство. Он уверен, что инициатива на его стороне. «Сопротивление государству происходит сейчас по всем направлениям, во всех частях страны» — сказал он. Нега давал «четыре или пять лет» до того как он и его повстанческие силы войдут в Эфиопию как часть нового демократического устройства. «Это точно не займёт 10 лет» — сказал он мне.
А пока этого не произошло, Нега будет продолжать планирование и подготовку из своего неустойчивого лимбо. Вернувшись в бунгало, он провёл меня через коридор и показал место где спит: монашескую келью с одной кроватью, шкафом и ночным столиком, усыпанным баночками от витаминов и лекарств от давления (он потерял свою медицинскую страховку когда оставил Бакнелл, но до сих пор имеет американское страховое покрытие через свою жену, и он взял с собой запас лекарств на три месяца в ходе своей поездки в США в мае этого года). Он достал из холодильника охлаждённую бутылку водки Абсолют и налил два стакана. Мы сидели в бетонном дворе рядом с бельевой верёвкой, на которой болталось его бельё. Электричество снова отрубилось, оставив нас в полной темноте, а затем через несколько секунд вернулось. Контраст с его предыдущей жизнью в Штатах — с болением за льюисбургских Green Dragons, школьную беговую команду его сына, отдыхом на пляжах Мэриленда и Северной Каролины вместе со всей семьёй — вряд ли мог быть больше.
«Если ты любишь комфорт, и именно стремление к нему управляет тобой, то ты никогда этого не сделаешь» — сказал он мне, делая глоток ледяной водки — «но иногда ты можешь действительно удивиться. Если у тебя есть стремление к чему-то, то все эти вещи, которые ты считаешь нормальными в каждодневной жизни, становятся ненужной шелухой».
Джошуа Хаммер — международный корреспондент-фрилансер и автор книги «Крутые библиотекари Тимбукту».
Оригинал: The New York Times
