Политика Игры престолов
Заголовок статьи обыгрывает название другого популярного политического американского сериала – West wing, Западное крыло, посвящённого политике
Автор: Эмили Нуссбаум
Шестой сезон, завершившийся в минувшее воскресенье, ощущается извращённо соответствующим избирательной кампании этого года в США
В этом сезоне «Игры престолов» Тирион Ланнистер — пошлый карлик с Уайльдийским остроумием, заключил сделку с некоторыми могущественными рабовладельцами от имени своего шефа — неопалимой противницы рабства, кхалиси Дейнерис. Если они готовы согласиться прекратить финансирование смены власти, то получат семь лет до отмены рабства. Помощники Тириона, бывшие рабы, не согласились с этим. «Рабство это кошмар, который должен быть однажды закончен» — возразил Тирион. «Война это кошмар, который должен быть однажды закончен. Я не могу закончить оба этих кошмара одновременно».
В колоссальном, кровавом, пошлом, изнурительном, очень часто опьяняющем явлении, которым является «Игра престолов», лучшими штуками часто являются моменты вроде этого: соблазнительные мини-размышления о политике, которые неплохо бы смотрелись в «Зале Волка», если бы в «Зале Волка» были ледяные зомби, или в сериале «Вице-президент», если бы в нём были дети, съеденные собаками. Шестой сезон, который завершился в воскресенье, с обычными торжествами и яростью, вирусными мемами и изуродованными трупами (я делюсь с вами предположениями, так как HBO не прислал мне скринер), , ощущается извращённо соответствующим избирательной кампании этого года. Года, отмеченного дебатами о нравственности против прагматизма; борьбе женщин-кандидатов в мире, которым правят мужчины; семейными династиями с уродливыми историями; и различными сделками с разными дьяволами. Джордж Р.Р. Мартин, конечно, не намеревался в своей суперсерии фэнтези-книг в сеттинге феодального Вестероса (которые я не читала, и, надо честно признаться себе, скорее всего и не прочитаю) писать аллегорическое послание американским избирателям 2016го. Но прекрасной чертой подобных сериалов является эффект эстетического эсперанто, что заставляет нас говорить о политике без споров о новостях.
Конечно, телевидение в течение многих лет помогает зрителям представить, на что будет похоже избрание, например, Барака Обамы: в ходе разнообразных телешоу вроде ультра-либерального «Западного крыла» и неоконсервативного «24» мы видели чёрного или латиноамериканского мужчину-президента, часто героического и авторитетного (в «Западом крыле» крутой выскочка Сантос был явно списан с молодого Обамы). У Хиллари Клинтон нет схожего вымышленного альтер-эго. Если не считать исключения вроде «Госпожа госсекретарь» канала CBS, персонажи, вдохновлённые Хиллари в современных драмах, от Мелли Грант и Алисии Флоррик до Клэр Андервуд, создают ощущение, что профинансированы R.N.C. (Республиканским национальным конвентом – прим.ред.): в лучшем случае это коварные холодные принцессы, в худшем — коррумпированные ледяные королевы. Этот сезон «Игры престолов» — первый, полностью отступивший от книг – расширяет данный набор, представляя удивительное разнообразие женщин-завоевателей, соответствующих любому мироощущению и идеологии.
Если у вас одни взгляды, вы можете увидеть Хиллари Клинтон в образе Дейнерис (Эмилия Кларк) — бывшая Первая Леди, которая в буквальном смысле слова ходит сквозь огонь, и чья воинственная (или, можно сказать, драконья) сущность смягчается её желанием сделать своё царство менее жестоким путём хитрых договорённостей (в вопросе о контроле над оружием, отмене смертельных боев в заливе работорговцев; в Барни Кларке, Тирионе Ланнистере). В личном плане она прогрессивна, но не либеральна, рассуждая о цикле монархической борьбы, заявляет: «я не собираюсь остановить колесо. Я собираюсь разорвать колесо».
Если вы другой человек, то, конечно, вы увидите Хиллари в образе Серсеи (Лена Хиди), этически порочной и сексуально извращённой, урождённой элитистки, вызывающей сочувствие только когда она была буквально раздета, забросана мусором, и с причёской того вида, которую девушка обнаруживает в ходе тяжёлого пробуждения после пьянки (эстетика «Игры престолов» в духе Бада Бинг столь сильна, что монахини Королевской гавани даже не смогли заставить себя побрить голову Хиди — вместо этого они опозорили её причёской в стиле Миа Ферроу). Обе королевы «властны» и ведут борьбу с привлекательностью, у чужаков есть строгие мнения об их причёске (вы не сможете провести абсолютно чистую аналогию с современной расовой политикой, но по меньшей мере можно говорить о колониальной эстетике мира Дейнерис — в котором у нее есть чёрный лучший друг и она является белой освободительницей тёмных, любящих изнасилования дикарей, которые умеют танцевать).
Дейнерис и Серсея — не единственные воинственные женские политические образы в сериале. Есть также замученная принцесса Санса Старк (в исполнении великолепной Софии Тернер) — пережившая три царственные помолвки, две из которых с психически ненормальными садистами — которая ведёт армию во главе с её мокроглазым, вновь выжившим сводным братом, Джоном Сноу. Также есть Яра Грейджой, драчливая дочь-лесбиянка мореплавателей-женоненавистников; есть Эллария, бисексуальная любительница оргий из эгалитарного Дорна и её знойная армия дочерей, Песчаных Змей.
Сильные женские персонажи доминируют в пространстве сериала, среди них также есть сестра Сансы, мстительница Арья, свежая бутч Бриенна Тарт, и, из появившихся недавно, девочка-королева леди Мормонт. Сексуальная политика «Игры Престолов» уже давно представляет собой модель когнитивного диссонанса, похожего на анти-женоненавистнический памфлет, представленный в виде публикации журнала Пентхаус. И воплощённые девчачьи фантазии часто могут быть однотипны — Арья тренируется как многоликий убийца, решивший от скуки устроить пытку в духе той, что была у Теона Грейджоя. Но расставьте множество однотипных героинь рядом друг с другом и вы получите богатство палитры. При всех противоречиях, у сериала есть что сказать о психической цене власти для женщин, с сюжетными линиями вроде медленной трансформации Сансы Старк из неумелого начинающего бойца в бесстрастную королеву-воина, ухмыляющуюся, наблюдая как лицо её насильника разрывают голодные собаки.
В сериале есть аналог Берни Сандерса, если вам не нравится Берни Сандерс: появившейся с шокирующей своевременностью, если учесть события вокруг него в последнее время, Его Воробейшество. Идеолог-революционер, который одержим чисткой элиты Королевской гавани — в том числе и Серсеи – Его Воробейшество не желает идти на компромисс, отстаивая свои принципы одновременно впечатляющим и пугающим способом. Как и Сандерс, он может быть легко перепутан с Ларри Дэвидом.
Даже чисто гиковские аспекты «Игры престолов» становятся лучше, если рассмотреть их через поляризованные очки; например Белые ходоки, бессмертные создания, вторгшиеся в Вестерос с севера. Я застонала, когда в одной из захватывающих дух сцен эти голубоглазые демоны-скелеты устремились через крутые скалы, напоминая множество чёрных блесток на бальном платье работы модельера Оскара де ла Рента. Они были представлены как плохо мотивированные персонажи и на мой вкус не соответствовали образу бездушных монстров, определяемых их неотвратимостью. Затем кто-то в твиттере высказал мысль, что Белые Ходоки символизируют глобальное потепление — радикальную экзистенциальную угрозу, против которой кланы Вестероса не смогли объединиться, так как оказались слишком занятыми склоками вокруг этого отвратительного железного кресла, служащего в качестве трона. Это солидная метафора и я с ней согласна. Отлично, навалимся на зомби.
Предвыборная политика — это не только политика конечно. У сериала также есть более широкая философия, это фетишизация сильной личности и выживания любой ценой. В Вестеросе слабость всегда ошибка: только продемонстрируй её и с тебя сдерут кожу. Это единственная демократическая штука в местном пейзаже, независящая от того, к какой категории вы относитесь: бедняк, ребёнок, женщина, мужчина с рукой или пенисом, которые можно отрезать, родитель, любовник или действительно кто угодно с чем угодно, что можно потерять, даже король. Как с царственным отвращением выразилась Санса Старк после очередного пустого обещания мужественного рыцаря, «Никто не может защитить меня. Никто не может защитить никого.»
Тем не менее это не объясняет любви сериала к демонстрации пыток зрителям. В самых слабых моментах сюжета (вроде сюжета о кастрации/рабстве, после чего я начала думать о нём как о подземелье в настольной Fast-Forward), он становится душным и едким, вроде «Ходячих Мертвецов», просто ещё один мачо, увлёкшийся садизмом. Быть фанатом — значит жить в Вестеросе: вливайся или проваливай. Если ты переживаешь слишком сильно, ты прекратишь смотреть — но если ты переживаешь слишком слабо, ты также прекратишь смотреть (я прекратила на некоторое время. Моим поворотным моментом стала одна из нескольких ужасных свадеб Вестероса: та, которая с пытками карликов, не та, что с разрезанием горла, издевательствами, закалыванием беременных или пытками с изнасилованиями. Если вы получили приглашение на свадьбу в Вестеросе, вежливо откажитесь!). Постоянный зритель обнаружит себя понимающим расчленение, просто по приколу. Я усмехнулась при виде домашней кошки, ребёнок заставил меня пожать плечами. С холодной логикой я могу оправдать почти каждую сцену ультранасилия в сериале — сожжение ребёнка на костре имело смысл, пытки с изнасилованием Сансы имели смысл — но иметь смысл не значит иметь важность.
Во время совместной попойки друг рассказывал мне о своём страдании, поистине Трамповском разочаровании в серии: также сильно как ранее он наслаждался сложными персонажами (в основном Ланнистерами) и этими великолепными битвами, такую же неприязнь он почувствовал в ходе нигилистического преображения сюжета в то русло, в котором только доминирование имело значение. Даже эпизод, в котором закоренелый убийца, Сандор Клиган по прозвищу Пёс, присоединяется к общине обездоленных — где кающиеся пытаются научиться смирению — сработал в основном как удар прикладом по голове с его темой гражданского сопротивления насилию. «Ты не вылечишь болезнь, распространив её среди большего количества людей» настаивает проповедник, возглавляющий группу (он также напоминает Берни Сандерса) «Ты также не вылечишь её померев» отвечает Пёс. Через пять минут, когда проповедник висел на стропилах, нашедший его Клиган вытаскивает топор из бревна, превращая орала снова в мечи.
Я заявила, что сериал раньше был, может, необязательно глубже, но как минимум масштабнее. Расширенная сцена битвы в недавнем эпизоде должна была быть о кровожадности, но вместо этого была посвящена сопереживанию: пока лошади скакали а стрелы летели в объективе несколько раз мелькали группы окровавленных, грязных тел, заставляя чувствовать нас панику солдата и его страх. Это был эпизод с гибкой человечностью, и задумчивостью о войне, что большие сюжетные слишком часто упускают.
В середине этого сезона Арья Старк — выжившая в семейной драме, как и почти каждый в этом сериале — наблюдает мрачную пьесу об истории своего клана. Она видит, как её отец был обезглавлен, событие, которому она была свидетелем и в реальной жизни. Затем она смеется над смертью своего врага, психопата Джоффри, хихикая на фоне серьезной толпы. Но, когда женщина играющая Серсею, рыдает над трупом Джоффри, лицо Арьи становится спокойным. Сцена сделана для того, чтобы позволить аудитории поплакать, как внутри сериала, так и за его пределами. Редкая возможность понять, что даже когда злодейка оплакивает садиста, это совсем не шутка. В шоу, которое очень часто требует бесчувственности, это было мощной передышкой: шансом стать кем-то большим, чем очередная голодная собака.
Эмили Ниссбаум — телевизионный критик Нью-Йоркера
Оригинал: The New Yorker
