Революционный пол

В один прекрасный момент история преподнесла русской женщине сексуальную свободу и радикальное равенство. Подобного никогда не было – ни до, ни после

Автор: Паула Эризану

«В СССР секса нет, и мы категорически против этого». Когда в 1986 году женщина — администратор гостиницы заявила подобное на советском государственном телевидении, аудитория студии рассмеялась. Высказывание быстро стало крылатым, разоблачив разрыв между официальным дискурсом и реальностью, которая была заметно менее пуританской. Но консервативная самооценка России, которая продолжается и по сей день, скрывает более интересный и забытый период её истории: в первое десятилетие после Октябрьской революции 1917 года высокопоставленные женщины в коммунистической партии выступали за свободную любовь как руководящую политику в надежде добиться уничтожения «буржуазных» институтов, таких как моногамия и коренная семья.

Но надежды на сексуальную революцию жили недолго. Когда в середине 1920-х годов к власти пришёл Иосиф Сталин, он выдвинул противоположную идею — коренная семья, а не сексуальная свобода, якобы истинная основа социализма. Чем объяснить этот короткий политический момент? Является ли он политическим путем, по которому могла пойти страна, эмансипационной позицией некоторых членов власти, или всего лишь междуцарствием в более широкой, более репрессивной дуге российской истории?

Если мы посмотрим в этот период на Запад, к 1920-е годы суфражистки добились политических прав для женщин, обладавших имуществом (в Великобритании женщины старше 21 года без имущества смогли голосовать только с 1928 года). Но в Советском Союзе права женщин были намного более широкими. В дополнение к всеобщему избирательному праву они имели доступ к высшему образованию и праву на равную оплату. Аборт был легализован, впервые в мире, и свободно доступен для рабочих завода. Дети, независимо от того, родились они в браке или вне его, имели равный статус по закону. Брак стал светским, развод был упрощен и рационализирован, секс вне брака разрешен, а гомосексуализм мужчин — декриминализирован.

Откуда взялись семена этого радикализма? В конце XIX века в России параллельно росли благородные буржуа и движение за социальные права женщин. Такие организации, как Российское женское взаимное благотворительное общество, основанное в 1895 году, боролись за равенство женщин на рабочих местах и улучшение условий в детских домах, а также открывали детские ясли и столовые для бедных работающих матерей. Дома Усердия помогали образованным женщинам найти работу в качестве гувернанток; и Общество помощи молодым девушкам стремилось «защитить девочек, прежде всего рабочего класса, от морально разрушительных условий их жизни», как пишет историк Кэти Портер в биографии Александры Коллонтай (2013). В то же время все большее число женщин работало. Между 1904 и 1910 годами число промышленных рабочих в России увеличилось на 141 000 человек, причем более 80 процентов из них были женщинами.

Социалистическая идеология основана на обещании радикального равенства, поэтому на каком-то уровне имеет смысл, что советское общество стремилось к равенству между полами. Карл Маркс утверждал, что работающих женщин вдвойне угнетают — на фабриках, дома и в семье. «Социальный прогресс можно измерить именно по социальному положению прекрасного пола» — писал Маркс в письме 1868 года, не без иронии. Однако среди социалистических организаций до Октябрьской революции озабоченность по поводу статуса женщин обычно отвергалась как буржуазные диверсии. Социалистическая ортодоксия выражала уверенность, что классовая борьба автоматически освободит работающих женщин.

Только после 1912 года большевики — одна из многих социалистических фракций, борющихся за политическое господство в России, которые в конце концов захватили власть в октябре 1917 года — стали рассматривать женский вопрос как один из ключевых составляющих политической повестки дня. В этот момент они начали активно привлекать работающих женщин на демонстрации, посвятили женским вопросам отдельную страницу в газете «Правда» и запустили женскую газету «Работница» в 1914 году.

Одним из главных активистов этого поколения была вышеупомянутая Александра Коллонтай, первый комиссар социального обеспечения и самая выдающаяся женщина в кремлевском правительстве. Коллонтай был ключевым идеологом сексуальной свободы. Родившаяся в 1872 году в аристократической семье в Санкт-Петербурге, молодая женщина знала семь языков и должна была принять буржуазный идеал «хорошей пассии». Несмотря на отказ родителей отпустить её в университет, она сдала экзамен на получение свидетельства о преподавании. Её целью было заработать достаточно, чтобы дополнить небольшой доход инженера, её двоюродного брата Владимира — человека, за которого она вышла замуж, а затем, через несколько лет, развелась. «Я любила своего мужа, но счастливая жизнь домохозяйки и супруги стала для меня «клеткой», — объясняла она в автобиографии сексуально эмансипированной коммунистической женщины в 1926 году — «все больше и больше мои симпатии, мои интересы обращались к революционному рабочему классу России».

Александра Коллонтай (слева), первый комиссар социального обеспечения, на фото с бездомными в 1918 году. Фото: Sputnik Images

Еще в 1896 году Коллонтай начала давать уроки работающим женщинам и помогала создавать фильтры для очистки загрязненного воздуха на заводах. Но, увидев убожество, в котором рабочие проводили свои дни и ночи, она поняла, что одна благотворительность не поможет. Отклоняясь от более аристократической нити феминистской активности, Коллонтай начала думать, что экономические отношения должны измениться на более фундаментальном уровне — другими словами, что неравенство женщин можно было бы решить только через социалистическую революцию.

В поисках ответов Коллонтай оставила своего мужа с четырехлетним ребёнком и отправилась в Цюрих, чтобы изучать экономику, прежде чем вернуться в Россию. Она продолжала создавать первый юридический клуб для работающих женщин в Санкт-Петербурге, организовывать марши, писать многочисленные статьи и книги и читать лекции по всей Европе и США о трудовой жизни, сексуальности и материнстве под такими названиями, как «Новая женщина» и «Социальная основа женского вопроса».

Речь шла об освобождении женщин от моногамии и семейного рабства

В 1908 году Коллонтай бежала из России, чтобы избежать ареста, и сблизилась с Лениным, который находился в изгнании в Швейцарии. После отречения царя и возвращения Коллонтай во время революции она была избрана в Петроградский совет (или совет рабочих) и в итоге заняла пост наркома социальной защиты. В 1919 году, через два года после назначения, Коллонтай помогла создать Женотдел (мы бы могли назвать его Фемдепартамент) правительственный отдел по улучшению положения женщин и их обучению.

Для Коллонтай сексуальная революция заключалась в основном в ментальном освобождении женщин от моногамии и рабства в семье. Получив право решать когда заводить детей, утверждала она, будучи в безопасности, зная, что государство обеспечит их права, позволит учиться, работать и участвовать в общественных делах, женщина откроет для себя «новый быт» и сформирует «новую женщину».

Коллонтай подчёркивала, что социальное доминирование любви просто усиливает дисбаланс власти между полами. «Все современное образование женщины нацелено на то, чтобы закрыть её жизнь в любовных эмоциях» — писала она в статье 1911 года. «Пришло время научить женщину брать любовь не как основу жизни, а только как шаг, как способ раскрыть ее истинное я». Новые «типы женщин», писала Коллонтай, будут знать, что «сокровища жизни не исчерпываются любовью».

К 1920-м годам такие сдвиги, похоже, продолжались. В романе Коллонтай «Красная любовь» (1923), опубликованном в США в 1927 году, рассказывается история молодой, незамужней женщины, работающей и живущей при коммунизме. В предисловии к английскому переводу Коллонтай отметила, что советское общество «начинает уважать саму женщину, а не ее «добрую мораль», за ее эффективность, за ее изобретательность в отношении ее обязанностей по отношению к ее классу, ее стране и человечеству как целому».

Помимо освобождения женщин от самоопределения только лишь в рамках романтической любви, Коллонтай хотела реабилитировать дружбу как образец более справедливых отношений. «Дорогу крылатому эросу: Письмо к рабочей молодежи» (1923) — это своего рода политическая история любви. В доисторические времена, по ее словам, человечество представляло любовь как форму родственной привязанности, как между братьями и сестрами. Феодальный мир возвысил «духовную» любовь рыцаря к идеалу и отделил любовь от брака. Но в конце концов, с ростом среднего класса парадигма любви в буржуазной морали стала любовью супружеской пары, подразумевающую «работу вместе, дабы увеличить богатство семейной клетки, отделенной от общества». Вместо этого пролетарская идеология должна стремиться привить «любовь-общение» между полами в духе товарищеской солидарности — идеала, который казался близким к греко-римской модели.

Конечно, женщины в те ранние годы после революции все еще имели много проблем. Уровень безработицы среди женщин оставался высоким, сексуальное насилие все еще преобладало, а некоторые наблюдатели осуждали появление новой сексуальной практики, позволяющей эксплуатировать половых партнеров, а затем бросать. «Мужчины меняют жен с той же страстью, с которой они употребляют недавно восстановленную 40-градусную водку» — писал один критик в The Atlantic 1926 года.

Но многие женские жизни сильно изменились, и к лучшему. В своем путевом дневнике «Россия: хроника трех путешествий после революции» (1928), греческий писатель Никос Казанцакис отметил, что женщины, с которыми он познакомился в Москве, говорили ему, что они больше заботятся о строительстве социализма, чем о браке. Белла Григорьевна Оркин, 22 года, заявила Казанцакису: «Моя великая радость — это не выйти замуж, а работать и чувствовать, что я не паразит. Хотя любить тоже, конечно, здорово я не аскетка». Эти идеи вышли за пределы СССР. В Румынии поддержка Коллонтай секса вне брака была удобным тезисом для антикоммунистических пропагандистов (в этом можно видеть отголоски того, как сегодня гомосексуализм преподносится в России как символ противостояния всему западному — например, общее название Европы как «Гейропа»).

Ленин, лидер большевиков, разделял осуждение «буржуазных» концепций любви, высказанных Коллонтай. Он считал, что отказ от всепоглощающих идей о браке укрепит классовую солидарность и подтолкнет рабочих к построению социалистического общества. Однако, как и некоторые другие высокопоставленные члены партии, у него были свои оговорки. В январе 1915 года он написал письмо революционному лидеру Инессе Арманд, в которой сказал, что любовь должна быть свободна от материальных и финансовых забот и расчетов — но отказ от воспитания детей и молчаливое одобрение прелюбодеяния — «буржуазное, а не пролетарское веяние».

Интересно, что в тот момент, Арманд была любовницей Ленина. Француженка, социалистка, она переехала в Россию, чтобы жить с бабушкой и тетей, когда ей было пять лет. Инесса вышла замуж за богатого владельца текстильной фабрики Александра Арманда в 19 лет; девять лет спустя она закончила свой брак, чтобы продолжить долгие отношения с братом Владимиром, студентом и революционером, на 11 лет младше её.

После революции Арманд переехала в Кремль с Лениным и его женой.

Для Арманд свобода сексуального выражения была феминистским ядром социалистической революции. Как и Коллонтай, она начала свою деятельность, занимаясь благотворительностью. Во время своего первого брака она основала школу для крестьянских детей, стала соучредителем и председателем Московского общества по улучшению положения женщин, который обучал бедных и работающих женщин и помогал реабилитировать бывших проституток. Последовательная попытка открыть женскую газету и женскую воскресную школу была заблокирована царским правительством.

Кажется, это и был момент, когда Арманд убедилась, что подлинное социальное изменение требует революции. Сразу после ухода от первого мужа, в 1903 году, она присоединилась к Русской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Затем Арманд отправилась изучать экономику в Брюссель и путешествовала между Россией и Францией, чтобы тайно работать на социалистическое движение. В 1911 году она встретила Ленина в Париже, а после революции перебралась в Кремль вместе с ним и его женой Надеждой Крупской. У Ленина и Арманд был общий ребенок, и, похоже, Крупская знала об этом (официально у Ленина и Арманд не было детей, историки до сих пор активно спорят был ли Андрей Арманд сыном Ленина – прим.ред.).

Арманд сотрудничала с Коллонтай, чтобы создать и запустить Женотдел, совет по продвижению интересов женщин. Беспокоясь о том, что она перегрузила себя работой, в 1920 году Ленин попросил Арманд отдохнуть на Кавказе. Вскоре после того, как она прибыла туда, Арманд заразилась холерой и умерла менее чем за месяц. Расстроенный ее смертью, Ленин приказал, чтобы ее похоронили в Кремле рядом с другими мучениками-революционерами.

В то время как Арманд и Коллонтай понимали сексуальное освобождение главным образом как свободу от брака и по дому, писатель, публицист и кинорежиссер Лиля Брик пропагандировала другую версию свободной любви — полиамурность. В то время Брик знали как любовницу и «музу» советского поэта Владимира Маяковского, а также как лицо плакатов по госзаказу, поощряющих чтение, созданных русским художником Александром Родченко.

Маяковский и Брик впервые встретились в литературном салоне, который она провела в июле 1915 года. Осип Брик, муж Лили в то время, был так впечатлен поэмой Маяковского «Облако в штанах», что немедленно предложил опубликовать его. Затем началась любовная интрига между Брик и Маяковским. Три года спустя Маяковский стал жить с четой Брик в своей квартире, а затем все трое переехали в загородный дом.

Одно правило этого нетрадиционного домохозяйства заключалось в том, что каждый член должен предоставить свободу другим. Однако к 1925 году Лиля Брик написала письмо Маяковскому, в котором заявила: «Мне кажется, что ты уже любишь меня гораздо меньше и не сильно страдаешь от неизбежной разлуки. Необычная связь сохранялась вплоть до самоубийства Маяковского в 1930 году, несмотря на связь с новой любовницей, актрисой Вероникой Полонской. В своем предсмертном письме Маяковский писал: «Товарищи из правительства, моя семья состоит из Лили Брик, мамы, моих сестер и Вероники Витольдовны Полонской». Он оставил половину авторских прав на свои стихи Лили Брик, а другую половину — своей матери и сестрам.

Брик изменила свою жизнь; она дружила и вдохновляла Ив Сен-Лорана, Пабло Неруду, Марка Шагала, Пабло Пикассо и Майю Плисецкую, и устраивала единственный литературный салон, который не считается «буржуазным», поэтому ему разрешили существовать в Москве.

Сталин считал обучение детей «почетным социальным долгом матерей»

После того, как Арманд умерла в 1920 году, Коллонтай приняла единоличное руководство Женотделом. Несмотря на свое влияние, позиция Коллонтай была гораздо более радикальной и спорной, чем у большей части советского правительства — хотя отстранили её в конце концов не из-за идей о о женщинах и сексуальности. В 1921 году она организовала Рабочую оппозицию в знак протеста против диктатуры и отсутствия представительства рабочих в партии, но не смогла получить поддержку. Ей стали угрожать изгнанием за нарушение партийной дисциплины. После работы над торговыми сделками в Осло в 1924 году Коллонтай была командирована из страны на должность посла в Финляндии (это сделало ее второй женщиной-послом 20-го века после посла Армении в Японии Дианы Абгар).

Женотдел продолжал действовать в той или иной форме в течение следующего десятилетия, пока Сталин окончательно не закрыл его в 1934 году. Он признавал участие женщин в рабочей силе, но не считал, что это требует внутреннего или сексуального равенства. Действительно, такие опасения считались буржуазными. Сталин также сделал аборты незаконными, восстановил жесткие ограничения на развод, объявил гомосексуализм психическим заболеванием и укрепил «национальную» государственную идеологию. В своем выступлении в Международный женский день в 1949 году в Центральном комитете Коммунистической партии СССР Сталин назвал воспитание детей «почетным социальным долгом матерей». Хотя государство предлагало женщинам бесплатные услуги по уходу за детьми и образование, мужчинам не вменялось исполнение женских обязанностей. Права женщин на их тела – не то, чему, по мнению Сталина, следовало уделять первоочередное внимание.

После смерти Сталина в 1953 году маятник чуть качнулся обратно в сторону частичной сексуальной либерализации. Новый лидер Коммунистической партии Никита Хрущев предпринял программу десталинизации, которая включала в себя отмену запрета на аборт – Коллонтай же это уже не увидела, потому что умерла за год до Сталина. Но Россия так и не реализовала потенциал реформ, предложенных радикальными феминистками в начале революции. Участие женщин во Второй мировой войне в качестве танкистов, снайперов, пилотов и медсестер игнорировалось в официальных торжествах; в послевоенный период женщины были исключены из центров политических действий, материнство было отнесено к их главному призванию. Сексуальное насилие в значительной степени игнорировалось, и в частном порядке женщины должны были выполнять большую часть работы по уходу за детьми и дому. Даже сегодня сексуальная свобода, за которую боролись Коллонтай и Арманд, по-прежнему остается в основном забытым эпизодом в советской истории.

Недавно в российском парламенте звучали предложения запретить женщинам, у которых нет детей, учиться в университетах, дабы побудить их рожать больше детей, а не развивать карьеру. В январе 2017 года был принят закон, сделавший семейные побои административным, а не уголовным преступлением. Вероятно, потребуется некоторое время, прежде чем прогрессивные идеи начала 1920-х годов снова окажутся в центре политического дискурса — если это когда-либо вообще произойдёт.

Оригинал: Aeon

 

Похожие Записи

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Последние <span>истории</span>

Поиск описаний функциональности, введя ключевое слово и нажмите enter, чтобы начать поиск.