Что прошло, то прошло, не тратьте время на беспокойство об этом. Или о том, что будет дальше. Идеальный способ стареть – жить здесь и сейчас
Автор: Оливер Беркман
Пожалуй, самым бесполезным наблюдением, когда-либо сделанным древнегреческим философом — отложим пока в сторону теорию Пифагора о том, что в бобах фава содержатся души умерших — был аргумент Эпикура о том, что мы не должны бояться смерти, потому что нас не будет в моменте, когда она случится. Никто не расстраивается из-за того, что не существовал до своего рождения, рассуждал он, так зачем же огорчаться по причине того, что скоро вас снова не будет?
Но я никогда не встречал никого, кого бы это хоть немного утешало. Одно дело — не родиться вообще. Как только ты родился, ты уже тут, имеешь отношение к бытию, нравится тебе это или нет. Таким образом, старение неизбежно означает приближение к уверенности в том, что в любой день ваше ограниченное время закончится прежде, чем вы успеете сделать больше, чем горстку из безграничного количества вещей, которые вы в принципе могли бы сделать, или провести больше, чем крошечный проблеск времени с людьми, которые вам больше всего дороги.
Как будто недостаточно жестоко, что ваше время уходит, вы также почувствуете, что ваши уплывающие годы идут быстрее.
«До сих пор жизнь казалась бесконечным восходящим склоном, за которым не было видно ничего, кроме далекого горизонта» — рассказывал один пациент, которого цитирует психотерапевт Эллиотт Жак, впоследствии предложивший термин «кризис среднего возраста» — «но теперь вдруг мне кажется, что я достиг гребня холма, а впереди простирается нисходящий склон с концом дороги в поле зрения». Слово «вниз» здесь уместно по нескольким причинам, одна из которых подразумевает ускорение. Как будто недостаточно жестоко, что ваше время истекает, вы также будете ощущать, что с возрастом ваши сокращающиеся месяцы и годы проходят все быстрее. Таким образом, у вас будет все меньше и меньше времени, и каждый отрезок этого времени будет казаться все менее длинным.
Однако, что действительно примечательно в осознании конечности, так это не тот факт, что она в конце концов схватывает большинство из нас за горло (в любом возрасте между 35 и 65 годами, согласно Карлу Юнгу, великому исследователю «второй половины жизни»), а то, что нам удается так долго ее избегать. В конце концов, с точки зрения космоса, 10-летний ребенок, которому суждено дожить до 90 лет, находится всего лишь немного дальше от края небытия, чем он будет в 80 лет. Свидетельством нашего развитого таланта откладывать встречу со смертью является то, что нам удается делать всевозможные стоящие вещи — начинать карьеру, создавать семьи, приобретать имущество, создавать произведения искусства, — от которых мы могли бы отказаться, если бы были парализованы осознанием того, что все закончится так скоро.
Однако во второй половине жизни можно отказаться от борьбы с этой правдой. Главная особенность современного восприятия времени заключается в том, что мы слишком много внимания уделяем его инструментализации — сосредоточению исключительно на своих будущих целях, торопясь дожить до какого-то момента в конце дня или недели, когда мы сможем наконец расслабиться, или до какого-то более отдаленного момента, например, когда вы, наконец, справитесь со списком дел, или когда дети покинут отчий дом, или вы уйдете с работы. В результате возникает то, что называют мышлением «когда я наконец-то»: ощущение, что настоящее удовлетворение или даже сама настоящая жизнь еще не наступили, так что нынешний опыт — это просто что-то, что нужно пережить, на пути к чему-то лучшему. Человек, застрявший в таком мышлении, писал Джон Мейнард Кейнс, «любит не свою кошку, а котят своей кошки; и не самих котят, а только котят котят кошки, и так до бесконечности до конца кошачьего царства».
Трудно полностью избавиться от этого мировоззрения. Но с возрастом это помогает, потому что осознание того, что время подходит к концу, делает все более неприемлемым жизнь ради будущего. В 20 лет легко представить, что настоящая жизнь еще не началась, но в 40 это уже несерьезно, а в 60 — просто абсурдно. И поэтому становится все легче признать то, что было правдой все это время: что это и есть настоящая жизнь. Нет никакого приближающегося момента истины, когда вы, наконец, почувствуете себя в лучшем положении, чтобы сделать то, что вы действительно хотите сделать со своим временем — и что единственный подходящий момент для этого — прямо сейчас.
Вы понимаете, что жизнь — это не генеральная репетиция перед чем-то лучшим, но вам жаль, что вы не поняли этого раньше.
Именно в этот момент любой здравомыслящий человек почувствует хотя бы толику сожаления: вы осознаете, что жизнь — это не генеральная репетиция чего-то лучшего, но вам становится отчаянно жаль, что вы не поняли этого на несколько десятилетий раньше. Фокус в том, чтобы не пытаться отрицать или искоренять сожаление, но и не позволять ему мешать вам пользоваться моментом — ведь отказываться жить полноценно сейчас на том основании, что вы должны были жить более полноценно в прошлом, так же глупо, как и отказываться жить полноценно на том основании, что вы все еще ждете полноценной жизни в будущем.
В этом, как мне кажется, и заключается ядро истины в клишированном совете о важности «жизни в моменте»: не то чтобы вы пытались медитировать на себя в мистическом состоянии полного присутствия или концентрации, а просто признать тот факт, что прошлое уже прошло, и что скоро у вас не останется никакого будущего — так что вы действительно можете быть здесь. Это не так уж плохо. Часто это просто замечательно. И в любом случае, больше уже здесь негде быть.
Оригинал: The Guardian