Эти существа обладают чувствами, которые мы только начинаем постигать. Что бы они нам рассказали, если бы мы только могли их понять?
Автор: Элизабет Колберт
Однажды вечером почти шестьдесят лет назад исследователь из Университета Тафтса по имени Роджер Пейн работал в своей лаборатории, когда услышал по радио сообщение о ките, выбросившемся на пляж неподалеку. Хотя была холодная, сырая мартовская ночь, он решил поехать на берег. Когда специалист приехал на место, то обнаружил, что животное было изуродовано. Двое прохожих вырезали свои инициалы на его боках. Кто-то отрезал ему хвостовые плавники, а другой человек, а может быть, тот же самый, засунул в дыхательное отверстие окурок сигары. Пейн долго стоял под дождем, глядя на труп. Он изучал мотыльков, а теперь решил переключить свое внимание на китообразных.
Кроме этого случая, Пейн ранее никогда не видел китов и не знал, где их можно наблюдать. По предложению одного знакомого он отправился на Бермуды. Там учёный встретил инженера, который работал на ВМС США и следил за советскими подводными лодками через микрофоны, установленные у побережья. Слушая вражеские подлодки, инженер случайно обнаружил другие подводные звуки. Он проиграл запись некоторых из них Пейну, который позже вспоминал: «То, что я услышал, потрясло меня до глубины души».
Пейн забрал копию записи с собой домой. Инженер определил, что эти звуки издают горбатые киты — от заунывных стенаний, напоминающих звук шофара, до высокочастотных криков, похожих на визг поросят. Пэйн нашел эту запись завораживающей и прослушал ее сотни раз. Наконец, его осенило, что у того, что он слушает, есть структура.
С помощью аппарата, называемого звуковым спектрографом, Пейн преобразовал голоса на пленке в серию обозначений, похожих на тильды. Эта работа заняла годы, но в конце концов подтвердила то, что он подозревал. Горбачи всегда издавали свои вопли, визги и хрюканье в определенном порядке — A, B, C, D, E и никогда — A, B, D, C, E, по формулировке Пейна. Статья, в которой он объявил о своем открытии, появилась в журнале Science летом 1971 года. «Горбатые киты (Megaptera novaeangliae) издают серию красивых и разнообразных звуков в течение периода от 7 до 30 минут, а затем повторяют ту же серию со значительной точностью», — писал Пейн. Каждая серия, по его мнению, это «песня».
Пока работа над статьей находилась в стадии подготовки, Пейн договорился о том, чтобы песни горбатых китов были выпущены в виде пластинки. Альбом провел несколько недель в Billboard 200 и был продан тиражом более ста тысяч экземпляров. Это было особенно впечатляющим достижением, как отметил один из комментаторов, для «работы без музыкантов, без текстов, без танцевальных ритмов и фактически без певцов» (горбатые киты не имеют голосовых связок; они издают звук, выталкивая воздух через носовые полости)». Киты вдохновили многих человеческих исполнителей; Джуди Коллинз включила некоторые из их призывов в свой альбом «Whales and Nightingales»; Пит Сигер написал «Song of the World’s Last Whale»; а Нью-Йоркский филармонический оркестр исполнил «And God Created Great Whales», произведение, написанное Аланом Хованессом.
В 1977 году, когда НАСА запустило корабли «Вояджер-1» и «Вояджер-2», предназначенные для исследования дальних уголков Солнечной системы, песни горбачей отправились вместе с ними. Агентство оснастило каждый аппарат «золотой пластинкой», которую мог воспроизвести с помощью игры (также входящей в комплект) любой инопланетянин, случайно перехвативший ее. Запись содержала приветствия на пятидесяти пяти языках – «Привет от детей планеты Земля» — говорил английский диктор, — а также последовательность звуков одного из китов Пейна.
В то время, когда «Вояджеры» отправились в путь, никто не знал, что именно пытались передать горбачи. Сегодня зонды находятся более чем в десяти миллиардах миль от Земли, и до сих пор никто не ответил на этот вопрос. Но люди продолжают надеяться.
Представьте себе следующую сцену: вы находитесь в комнате с совой, летучей мышью, полевой мышью, пауком, комаром и гремучей змеей. Внезапно выключается свет. Вместо того чтобы достать телефон и вызвать дезинсектора, вы на мгновение задумаетесь над ситуацией. Вы понимаете, что у летучей мыши нет проблем с навигацией, поскольку она полагается на эхолокацию. У совы настолько хороший слух, что она может найти мышь в темноте. Гремучей змее тоже комфортно, она улавливает тепло, которое выделяет грызун. Паук не боится темноты, потому что воспринимает мир с помощью вибраций. Комар следует за углекислым газом, который вы выделяете, и садится вам на голень. Вы пытаетесь отмахнуться от него, но поскольку вы зависите от зрения, то промахиваетесь и в итоге наступаете на мышеловку.
Эд Янг, автор научных статей в The Atlantic, открывает свою новую книгу «Необъятный мир: как чувства животных раскрывают скрытые сферы вокруг нас» версией этого мысленного эксперимента. Янг интересуется тем, что животные могли бы сообщить нам, если бы могли, о том, что они воспринимают. Люди, отмечает он, видят мир одним способом. Другие виды видят его совсем другими глазами, а многие вообще не видят. Попытка поменять одно мировосприятие на другое может быть разочаровывающей, но, как он утверждает, именно это делает усилия стоящими. Это напоминает нам, что «при всем нашем хваленом интеллекте» наше восприятие — всего лишь одно из миллионов.
Рассмотрим гребешок (то, что продается на рыбном прилавке супермаркета, — это всего лишь мускул, с помощью которого гребешки открывают и закрывают свои раковины; все животное напоминает жареное яйцо). У некоторых видов гребешков десятки глаз, у других — сотни. Внутри них находятся зеркала, состоящие из крошечных кристаллов, которые фокусируют свет на сетчатке — на самом деле сетчатках, поскольку у каждого глаза их две. Глаза гребешка расположены по краям его тела, как шипы на собачьем ошейнике.
Наш мозг объединяет информацию, полученную двумя глазами, в единое изображение. Имея в своём распоряжении десятки (или сотни) глаз, морские гребешки сталкиваются с более сложной задачей. Но у них не так много мозговых сил, чтобы решить эту задачу. (В попытке выяснить, что делают гребешки со всеми своими глазными яблоками, Дэниел Спейсер, биолог из Университета Южной Каролины, разработал эксперимент, который он назвал «Гребешковое телевидение». Он привязал животных к маленьким пьедесталам, посадил их перед монитором компьютера и заставил смотреть на изображения дрейфующих частиц. Морские гребешки являются фильтраторами, то есть они потребляют планктон, который вылавливают из воды. Спейсер обнаружил, что если сгенерированные компьютером частицы были достаточно большими и двигались достаточно медленно, гребешки открывали раковины. «Это дико и жутко — видеть, как все они открываются и закрываются одновременно» — говорит он Янгу. Специалист считает, что их глаза функционируют независимо, как детекторы движения. Когда один глаз чувствует что-то потенциально вкусное, он посылает сигнал к изучению. Если Спейсер прав, отмечает Янг, то, несмотря на то, что глаза гребешков многочисленны и сложны, эти животные не обладают тем, что мы считаем зрением. Они видят «без сцен».
Книга «Необъятный мир» наполнена странными существами, такими как морские гребешки, и странными экспериментами, такими как «Гребешковое ТВ». У морских котиков есть бахрома из чувствительных к вибрации усов, торчащих из морды и бровей. Чтобы определить, насколько чувствительны эти усики, группа морских биологов из Университета Ростока в Германии обучила двух морских котиков следовать по пути миниатюрной подводной лодки. Затем животным завязали глаза и заткнули уши. Чтобы изучить, как мотыльки ускользают от летучих мышей, ученые из Университета штата Бойсе отрезали некоторым мотылькам хвосты, а другим приделали фальшивые удлинители крыльев. Чтобы выяснить, испытывают ли крабы-отшельники боль, пара исследователей из Королевского университета Белфаста била их электрическим током, а чтобы выяснить то же самое у кальмаров, биолог из университета Сан-Франциско разрезал их скальпелем. Когда я дошел до истории Кэти, дельфина-бутылконоса, отказавшуюся надеть маску, блокирующую звук, которую хотели надеть исследователи, я молча болел за нее.
Черная ножетелка, как известно, является ночным охотником. Запуская специализированный орган в своем хвосте, существо создает электрическое поле, которое окружает ее как аура. Рецепторы, встроенные в ее кожу, позволяют ей обнаружить все, что находится поблизости и проводит электричество, включая другие организмы. Один из исследователей высказал предположение Янгу, что этот способ восприятия, известный как активная электролокация, аналогичен ощущению жары и холода. Другой считает, что это похоже на прикосновение к чему-то, только без контакта. Однако никто не может сказать точно, поскольку у человека нет ни электрических органов, ни электрорецепторов. «Кто знает, каково это для рыб?» вопрошает Малкольм МакИвер, профессор биомедицинской инженерии в Северо-Западном университете.
Самый известный вариант этого вопроса содержится в эссе «Каково это — быть летучей мышью?», опубликованном в 1974 году философом Томасом Нагелем. Нагель отметил, что летучие мыши достаточно тесно связаны с людьми, чтобы мы считали их способными к тому, что мы называем опытом. Но как мы можем проникнуть в их маленькие пушистые головы? Трудность не только в том, что они не могут нам рассказать. Дело в том, что их восприятие нам совершенно чуждо.
Можно попытаться представить, писал Нагель, «что у человека очень плохое зрение, и он воспринимает окружающий мир с помощью системы отраженных высокочастотных звуковых сигналов», или что «у него есть перепонки на руках, которые позволяют ему летать в сумерках и на рассвете, ловя насекомых ртом». Но это мало чем поможет.
«Я хочу знать, каково это — быть летучей мышью» — настаивает Нагель. «Но если я попытаюсь представить себе это, я буду ограничен ресурсами своего разума, а эти ресурсы неадекватны». Вопрос «Каково это — быть летучей мышью?» — заключил он, — это вопрос, на который люди никогда не смогут ответить; он лежит «за пределами нашей способности к воображению».
Ответ Янга Нагелю, который несколько раз появляется на его страницах, звучит так: «Да, но…». Да, мы никогда не сможем узнать, каково летучей мыши быть летучей мышью (или черной ножетелке быть черной ножетелкой). Но мы можем многое узнать об эхолокации, электролокации и многих других методах, которые животные используют для того, чтобы чувствовать свое окружение. И этот опыт для нас расширяет сознание. Йонг беседует с Кристофером Кларком, исследователем из Корнелла, который в семидесятых годах работал с Роджером Пейном, слушая китов. Песни китов находятся на противоположном конце спектра от криков летучих мышей; они очень низкочастотны и могут распространяться на огромные расстояния. Если киты используют свои песни для общения друг с другом, то делают это не только через пространство, но и через время. Горбач, находящийся вблизи Бермудских островов, докричится до горбача, плавающего у берегов Новой Шотландии, через двадцать минут. Если канадский кит ответит сразу, то пройдет сорок минут, прежде чем бермудский кит услышит ответ. Чтобы представить себе, каково это — быть китом, «нужно расширить свое мышление до совершенно других уровней измерения» — говорит Кларк.
Между тем, не обязательно понимать, каково летучей мыши быть летучей мышью, чтобы оценить, что может нарушить ее образ жизни. Янг совершает ночной визит в Национальный парк Гранд-Тетон вместе с Джесси Барбером, биологом из Университета штата Бойсе. Барбер обеспокоен тем, что стало известно как «сенсорное загрязнение». Даже в Тетоне фонари теперь освещают темноту. Насекомых привлекает свет, насекомых привлекают летучие мыши, а летучих мышей — совы. Чтобы проверить эту гипотезу, Барбер и его студенты проводят ночь, помечая летучих мышей на стоянке кемпинга. Стоянка, жалуется Барбер, «освещена как Walmart, потому что никто не подумал о последствиях для дикой природы».
Йонг хочет, чтобы мы больше думали об этих последствиях, которые могут нарушить целые экосистемы. Он приводит пример соек Вудхауза, которые обитают на западе США и в центральной Мексике. Эти птицы важны для выживания пиньонских сосен, поскольку они разносят семена деревьев. Но их беспокоит шум компрессоров, поэтому они избегают мест, где ведется добыча природного газа. Исследователи обнаружили, что там, где сойки по-прежнему находят тишину, саженцы пиньонской сосны встречаются в четыре раза чаще, чем в шумных районах, которые птицы покинули.
«Благодаря многовековым усилиям люди многое узнали о сенсорных мирах других видов» — пишет Йонг. «Но за долю времени мы перевернули эти миры».
В сентябре 2015 года британский режиссер-документалист Том Мустилл отдыхал в Калифорнии с другом, когда они решили отправиться в путешествие на байдарках по заливу Монтерей. Целью путешествия было увидеть китов вблизи, но Мустилл и его друг получили больше, чем рассчитывали. Когда они плыли на веслах, в нескольких футах от их лодки из воды поднялся горбач. (Позже Мустилл сравнил это зрелище с наблюдением за взлетом космического челнока). Кит, весивший тридцать тонн, опустился почти на них. Двух путешественников затянуло под воду вместе с их лодкой. Режиссёр уже подумал, что его разорвало на части, и объяснил отсутствие боли шоком. Но он и его друг всплыли на поверхность целыми и невредимыми. Они добрались до берега, где компания, арендовавшая им каяк, предложила им бесплатный горячий шоколад.
Мустилл продолжил свой отпуск, который включал в себя поход в горы Биг-Сур. Когда он вернулся в зону действия мобильного телефона, он узнал, что кто-то на соседней лодке снял на видео всю его встречу с китом, и это видео, размещенное на YouTube, стало вирусным. К тому времени, когда Мустилл вернулся в Лондон, его просмотрели четыре миллиона раз. Историю подхватил весь мир.
В результате вновь обретенной славы Мустилл стал, по его словам, «пророком для фанатов китов». У каждого, казалось, была своя история о китах. Многие из них были связаны с межвидовым общением. Военнослужащий британского флота рассказал ему о том, как киты пели ему на его подводной лодке. Книгоиздательница поведала, как беременный дельфин — и дельфины, и морские свиньи относятся к группе, известной как зубатые киты — сообщил, что она, женщина, тоже беременна, о чем она сама в то время не знала. Ученый рассказывал, как в мексиканской лагуне к ней подошел серый кит и позволил ей погладить свой огромный язык.
Сам Мустилл не мог избавиться от этого впечатления. Исследователь китов сказал ему, что он выжил только потому, что горбач, заметив его и его друга, специально повернул свое тело, чтобы не убить их при приземлении. Режиссёр решил снять документальный фильм «Кит-детектив», который был показан пару лет назад на канале PBS. Теперь он написал книгу «Как говорить по-китовому: Путешествие в будущее общения с животными».
Как и Янг, Мустилл интересуется восприятием животных. Но он хочет выйти за рамки простого переключения восприятия и перейти к обмену тем, что в широком смысле можно назвать идеями. В начале книги он навещает Пейна, которому сейчас восемьдесят семь лет. Почему, спрашивает он, горбачи поют? И что означают их песни? Пейн отвечает, что не может сказать: «Я бы отчаянно хотел знать».
Мустилл не останавливается. Он изучает последние исследования в области коммуникации животных. Было доказано, что многие виды имеют очень сложные системы передачи информации — настолько сложные, что их, вероятно, стоит называть языками, хотя люди обычно приберегают слово «язык» для себя. Шимпанзе в лесу Будонго в Уганде, например, имеют репертуар из по меньшей мере пятидесяти восьми жестов, которые они комбинируют в последовательности, подобно тому, как мы комбинируем слова. Койоты на американском Западе издают характерные крики, указывающие на различных хищников, и, похоже, они способны включать в них описания: например, большое существо обозначается одним видом крика, маленькая — другим. Каштаноклювые варакушки, миловидные коричнево-белые птицы родом из Австралии, по-разному реагируют, когда элементы их криков воспроизводятся в разном порядке, подобно тому, как мы по-разному реагируем, когда нам предлагают, скажем, сковороду для пирога, а не для блинов.
Благодаря достижениям в области технологий записи и искусственного интеллекта, исследователи в развивающейся области биоакустики теперь могут загружать тысячи часов звуков животных и оставлять работу по их просеиванию компьютеру. Это открывает новые заманчивые возможности, включая перевод коммуникационных систем животных на английский, арабский или кхоса. Через шесть лет после того, как горбач чуть не убил Мустилла, группа ученых из Гарварда, МТИ и Оксфорда сформировала Инициативу по переводу общения китообразных, или CETI. (Команда работает с кашалотами, которые вместо пения издают щелчки, которые сравнивают с азбукой Морзе).
«Не слишком ли это самонадеянно — думать, что когда-нибудь мы сможем расшифровать щелчок кашалота, означающий «мама»?». пишет Мустилл. «Или понятие боль? Привет? Ответ, конечно, в том, что мы не можем знать, пока не попробуем».
Не меньше, чем «Необъятный мир», книгу «Как говорить по-китовому» мучает вопрос «на что это похоже». Мустилл предполагает, что расшифровка китового языка может, наконец, дать ответ. Проблема, или, возможно, парадокс, заключается в том, что для расшифровки песен или щелчков китов нам необходимо иметь доступ к опыту, о котором они говорят. А именно этого нам и не хватает. Витгенштейн высказался ещё более резко, чем Нагель. «Если бы лев мог говорить, мы не смогли бы его понять» — утверждает он в «Философских исследованиях».
Мустилл никогда не обращается к этой проблеме напрямую. «Он верит в то, что киты хотят сказать нам что-то вразумительное, и надеется на то, что однажды мы поймем, что именно. Альбом «Songs of the Humpback Whale», который Пейн выпустил в 1970 году, помог положить конец коммерческому китобойному промыслу, отмечает Мустилл. Подумайте, насколько преобразующим было бы общение с китами об их личной жизни, горестях или мыслях о философии языка. «Чем больше мы узнаем о других животных и обнаруживаем доказательства их многогранных возможностей, тем больше нас это волнует, и это меняет наше отношение к ним» — пишет Мустилл.
Кажется, что это правда, или, по крайней мере, кажется, что это должно быть правдой. И все же с каждым годом перспективы нечеловеческих видов становятся все более мрачными. В случае морских млекопитающих Международный союз охраны природы классифицирует треть видов как находящихся под угрозой исчезновения. Недавнее исследование, проведенное группой европейских ученых, показало, что даже многие из тех видов, с которыми, казалось бы, все в порядке, например, серые киты, находятся под угрозой из-за изменения климата. Как замечает сам Мустилл: «Быть живым и изучать природу сейчас — это читать книги из горящей библиотеки».
Оригинал: Newyorker
