Тайная история Мохаммеда Али

Его сопротивление расизму и войне важны не только для 60-х, но и для будущего всего человечества

Автор: Дэйв Цирин

Съемки с Мохаммедом Али используются для рекламы всего на свете – от слабоалкогольных напитков до автомобилей. Это до боли знакомый нам образ невероятно харизматичного боксера, танцующего на ринге и кричащего, что он величайший из всех на свете. Но настоящий Мохаммед Али – еще и очень публичная фигура, даже несмотря на с недавних пор его полную неспобность двигаться и говорить. Его голос оказался приглушен годами, отданными боксерской карьере и последовавшей за ними болезнью Паркинсона. Такой Али принимался истеблишментом как воплощенный святой.

В 1996 г. Али с его уже дрожащими руками был отправлен зажигать Олимпийский огонь в Атланте, а в 2002-м “согласился сняться в голливудской рекламной кампании, посвященной улучшению представлений мусульманского мира о роли Америки в афганской войне”. Али воспринят истеблишментом как легенда – рыцарь без страха и упрека, хотя отношение к нему было куда более противоречиво: пожалуй, не найдется спортсмена, более поносимого журналистским мейнстримом, более преследуемого американским правительством и вместе с тем более любимого вопреки всему в мире, чем Мохаммед Али. При этом мало кто помнит, что именно он обозначил в профессиональном спорте проблемы расизма и войны.

Простая мысль об атлетах, использующих свое сверхприбыльное и невероятно экзальтированное положение для выступления против несправедливости, сейчас вряд ли может кому-то прийти в голову, ведь подобные акции нарушают золотое правило большого спорта – ограничь свою гражданскую активность почтением к флагу, поддержкой солдат и рекламой войны. Именно поэтому возник такой шум после того, как в 2003 г. капитан баскетбольной команды Тони Смит в третьем малом дивизионе Манхэттенвилльского колледжа повернулась к флагу спиной. В том же году на национальной баскетбольной лиге в Уэйк-Форесте Джош Ховард высказался о войне США в Ираке, что “это все ради нефти… так мне кажется”. Публичной обструкции его не подвергли, однако на драфте НБА было констатировано: “Антивоенные замечания порождают слухи о странном поведении”.

Тайная история Мохаммеда Али и мятеж чернокожего спортсмена в 60-х – это живая история. Понимая то значение, которая она имела, мы можем извлечь из неё гораздо больше, чем просто знание о проблемах 60-х. Мы можем увидеть, как эти проблемы способны влиять на разные стороны капиталистической действительности – в том числе и спорт.

Схватка за справедливость

Никакой другой вид спорта не так не изматывает и не пытается извергнуть из себя спортсмена, особенно черного, как бокс. Для тех немногих, кто реально может сказать, что “сделал это”, бокс никогда не становился результатом выбора. Это – спорт для нищих, людей из самых низов общества.

Первыми боксерами в США были рабы. Владельцы южных плантаций развлекались, сталкивая вместе и заставляя драться сильнейших рабов, волочивших за собой железные цепи. Но и после искоренения рабства бокс продолжал выделяться среди других видов спорта, поскольку избавился от остатков расовой сегрегации еще на рубеже прошлого века. Так произошло вовсе не из-за прогрессивности организаторов боев – скорее наоборот, грубость этого вида спорта дала промоутерам площадку для того, чтобы уложить на обе лопатки расизм, неистовствовавший в американском обществе того времени.

Так неожиданно для себя спонсоры тех ранних боев создали пространство, в котором идеи превосходства белой расы могли быть поставлены под сомнение. Это была эра господства расистской псевдонауки, утверждавшей, что черные не только умственно, но и физически уступают белым. К тому же черные считались кастой людей настолько ленивых и недисциплинированных, что их нельзя было всерьез рассматривать как спортсменов. И когда в 1908 г. Джек Джонсон стал первым черным чемпионом по боксу в тяжелом весе, его победа вызвала серьезный кризис. СМИ разжигали страсти вокруг “Великой Белой Надежды”, необходимой для восстановления миропорядка. Бывший чемпион Джим Джефрис вернулся в спорт со словами: “Я иду в этот бой с единственной целью – доказать, что белый человек лучше негра”. Во время боя, состоявшегося в 1910 г., оркестр играл у ринга “Все черномазые, как я”, а промоутеры воодушевляли толпу белых, скандировавшую “Трахни негра”. Но Джонсон был быстрее, сильнее и умнее Джефриса и с легкостью отправил его в нокаут.

После победы Джонсона по всей стране прокатилась волна расовых волнений, происходивших во многих штатах (Иллинойс, Миссури, Нью-Йорк, Огайо, Пенсильвания, Колорадо, Техас), а также столице. В большинстве случаев мятеж начинали белые, пытавшиеся устроить самосуд над черными, вынужденными защищать свои жизни. Такая реакция на боксерский поединок оставалась одним из наиболее массовых расовых столкновений в США вплоть до убийства Мартина Лютера Кинга в 1968 г. Правые религиозные течения незамедлительно выступили за запрет бокса, и Конгресс действительно принял закон, запрещающий публичную демонстрацию поединков. Даже некоторые чернокожие лидеры, например Букер Т. Вашингтон, уговаривали Джонсона призвать афроамериканцев к прекращению беспорядков и успокоиться, однако тот не подчинился и большую часть жизни сталкивался с оскорблениями и преследованиями. А в 1913 г. ему пришлось покинуть страну из-за сфабрикованного обвинения в переправке белых женщин через границы штатов с целью занятия проституцией.

Недовольство Джонсоном способствовало тому, что новый чернокожий чемпион в тяжелом весе появился лишь через 20 лет. Им стал Джо Луис по прозвищу “Коричневый Бомбист”. В вопросах, в которых Джонсон был непримирим, Луис проявлял выдержку. Так, он терпимо относился к правилам, навязываемым ему менеджерами, включающими, например, запрет фотографироваться с белой женщиной, самостоятельно посещать клуб и первым заводить разговор. Зато он отыгрывался на ринге, одержав в 72 боях 69 побед, в 55 из которых нокаутировал противника. Несмотря на образ парня, которого обрабатывают менеджеры, Джо Луис, благодаря своему господству на ринге стал символом для малоимущих слоев чернокожего населения, а также способствовал радикализации рабочего движения 30-х годов.

Особенно прославили Луиса два боя с немецким боксером Максом Шмеллингом, проведенные в 1936 и 1938 гг. Шмеллинг широко рекламировался Адольфом Гитлером как образчик “арийского величия”. В первой схватке Шмеллингу удалось нокаутировать Луиса, и этому обрадовались не только Гитлер с своим нацистским пропагандистом Йозефом Геббельсом, но и пресса в южных штатах Америки. В одной из колонок газеты New Orleans Picayune, например, говорилось: “Полагаю, это не оставляет сомнений в том, какая раса на самом деле является главной”. Повторный матч Луиса со Шмеллингом в 1938 г. стал политической сенсацией – своего рода референдумом между Гитлером, законами Джима Кроу и антирасизмом. Компартия США организовала на протяжении от Гарлема до Биирмингема радиотрансляции боя, привлекавшие всеобщее внимание. Гитлер же распорядился закрыть кинотеатры, из-за чего народу ничего не оставалось делать, кроме как слушать радио. Луис нокаутировал Шмеллинга в первом же раунде, и Гитлер сразу же после этого выключил радио во всей стране.

“Коричневый Бомбист” удерживал титул чемпиона в тяжелом весе целых 20 лет – дольше, чем кто бы то ни было за всю историю бокса. Он побеждал всех противников, подавляющее большинство которых были белыми, успешно защищая свое первенство рекордные 25 раз. Как писала о Луисе поэтесса Майя Энджелоу, “это единственный непобедимый негр, единственный, вставший против белого человека и уложивший его с помощью своих кулаков. Он в каком-то смысле воплотил в себе так много наших надежд, а возможно – и даже наших мечтаний об отмщении”. Через 30 лет после того боя Мартин Лютер Кинг посвятил Луису следующие строчки своей книги “Почему мы не можем ждать”.

Более 25 лет тому назад один из южных штатов придумал новый метод смертной казни. Ядовитый газ вытеснил виселицу. В своих ранних вариантах внутри запечатанной камеры смерти помещался микрофон, с тем чтобы ученые наблюдатели могли слышать слова умирающего преступника и судить о том, как жертва реагирует на эту новую ситуацию.

Первой жертвой стал юный негр. Когда таблетку поместили в контейнер и из него кверху заклубился газ, микрофон передал такие слова: “Спаси меня, Джо Луис. Спаси меня, Джо Луис. Спаси меня, Джо Луис”.

В обществе настолько бесчеловечно расистском бокс сделался выходом народного гнева – моральной битвой, где разрушенные возможности и нераспознанные таланты ведут яростную борьбу за души всего чернокожего населения Соединенных Штатов.

“Король мира”

Идентичность Мохаммеда Али ковалась в 1950-е и 1960-е, когда усилившаяся борьба за свободу чернокожих дошла до точки кипения. Он, урожденный Кассиус Клей, появился на свет в 1942 г. в Луисвилле (штат Кентукки). Его отец, неудачливый художник, занимался рисованием вывесок и плакатов, мать была домохозяйкой.

Луисвиллская юность Али прошла в атмосфере расовой сегрегации, когда быть черным значило принадлежать к классу прислуги. Но юный Клей был способен боксировать, и у него всегда был развязан язык. Его не интересовало, кто перед ним – борец, спортсмен, публичный чернокожий политик, ему достаточно было любого, кто мог слушать. Джо Луис говорил: “Мой менеджер говорит за меня. А я говорю на ринге”. Клей говорил и на ринге, и вне его. В СМИ его называли “Луисвиллские губы”, “банк слюней”, “могучий рот” и “газовый Кассиус”. Он умел говорить то, что хотел, поскольку его героем был мастер профессионального реслинга Великолепный Джордж. Как-то Клей и вовсе заявил: “А где, как вы думаете, я сейчас бы был, если б не умел как следует орать и вопить? Да я до сих пор торчал бы в своем родном городе, мыл бы там окна, мычал бы что-то да знал свое место”.

Но Али не бросал слова на ветер. Его боксерские способности позволили ему уже в 18 лет выиграть золотую медаль на Олимпийских играх 1960 г. Вернувшись оттуда – и это было первым шагом в его общественной жизни, – он устроил пресс-конференцию прямо в аэропорту и сказал, покачивая золотой медалью на своей шее:

Америку великой сделать я решил,

Побил я русского, поляка я побил,

Медаль из золота принес своей стране.

Ты лучше Кассия – сказали греки мне.

Да, Клей любил эту золотую медаль. По словам олимпийской чемпионки Вильмы Рудольф, “он спал с ней, он ходил с ней в кафе, он никогда ее не снимал”. Спустя неделю после возвращения с Олимпийских игр Клей с медалью на шее зашел съесть чизбургер в один из луисвиллских ресторанов – и получил отказ в обслуживании. Тогда он выбросил медаль в реку Огайо.

После этого случая юный Клей начал активно интересоваться политикой и на встрече активистов организации “Нация ислама” его внимание привлекла речь Малкольма Икса. Он услышал, как Малкольм сказал: “Вы видели этих негров, верящих в непротивление злу насилием и принимающих нас за таких же, как они, и протягивающих нам свои руки в убеждении, что мы собираемся подставить другую щеку – и в соответствии с этим мы отправляем вас на смерть”. Молодой борец и Малкольм Икс быстро стали и политическими союзниками и верными друзьями. Малкольм поддерживал Клея и во время подготовки к бою с “Большим уродливым медведем” – чемпионом Сонни Листоном. Соседство Малкольма привело к распространению в спортивной печати слухов о том, что Клей скоро вступит в “Нацию ислама”, и журналисты преследовали его вопросами об этом. И однажды он заявил им: “Я могу и вступить, если вы будете продолжать этим интересоваться”.

Вот как реагировал Малкольм, когда Листону предсказывали быстрый нокаут:

Клей победит. Он лучший негритянский атлет, которого я когда-либо знал, и для народа он значит больше, чем Джеки Робинсон. Робинсон – герой истеблишмента, Клей же станет нашим героем… Немногие видят уровень его ума, забывая, что это клоун не может изобразить мудреца, а мудрец вполне в состоянии сыграть клоуна.

Хотя вопрос о том, был Клей клоуном или мудрецом, оставался открытым, никто не давал ему не единого шанса против Листона – бывшего зека громадных размеров, умевшего произвести впечатление на публику. Али оказался быстрее, сильнее и гораздо храбрее, чем казалось многим, шокировал публику, побив Листона. И после этого с гордостью воскликнул: “Я король мира!”

Когда Али заявил, что он величайший, он не был так уж далек от истины. Его тренер Анджело Данди как-то сказал с улыбкой: “Боксируя с опущенными руками, он обезоружил целое поколение борцов. Любой другой на его месте, сделав что-то подобное, будет разгромлен, но Али настолько проворен, что ухитряется этого избежать”.

Али заложил новые представления о скорости на ринге. Он любил повторять: “Я так быстр, что могу выключить в спальне свет и лечь в постель прежде, чем огни погаснут”. Еще лучше об этом сказал писатель Гэри Камия:

Никому еще не удавалось совершать мощные ходы с такой быстротой; никогда еще стремительные удары не оказывались столь серьезными для противника. Али скользил вдоль пола так плавно, словно танцевал в смертельном дуэте с Джином Келли; и единственное отклонение из ритма происходило, когда на сотых долях секундной паузы он выходил из своего плавного вихря, и тогда словно бейсбольная бита ударяла вам в голову.

В своей профессиональной карьере он победил в 56 боях из 61 с 37 нокаутами.

На следующий день после победы над Листоном Клей публично признал, что является членом “Нации ислама”. Буря, вызванная этими словами, с трудом поддается описанию. Чемпион оказался среди людей, называющих белых дьяволами и занимающих непримиримые позиции по вопросам самозащиты и расового разделения. Неудивительно, что консервативный, популистский и продажный мир спортивных боев будто взорвало.

На Али набросились не только спортивные обозреватели, но и почтенные активисты движения за гражданские права. Рой Уилкинс, представляющий старое поколение правозащитников, возмущался: “Кассиус Клей с тем же успехом мог бы стать почетным членом какого-нибудь совещательного органа белокожих”. Джимми Кэннон, один из самых известных спортивных журналистов в Америке, писал: “Криминал в боксе всегда отличал этот вид спорта, начиная с самых гнилых основ его возникновения. Но сейчас он впервые превратился в инструмент ненависти”.

Ответ Али на эти обвинения был чисто оборонительным. Он повторял, что это была не политическая, а чисто религиозная акция. Такая позиция вполне отражала консервативные представления “Нации ислама”. Вот что он говорил по этому поводу:

Я не собираюсь совершать самоубийство, навязывая себя людям, которых я не устраиваю. Объединяться незачем. Белые люди этого не хотят, мусульмане тоже этого не хотят. Так что не так с мусульманами? Я никогда не сидел в тюрьме. Я никогда не был в суде. Я не вступаю в объединительные движения и никогда не подписывался под этим.

Но, в значительной степени под влиянием Малкольма Икса, который в это время уже готовил политическое размежевание с “Нацией”, Клей, к большому неудовольствию Элайджи Мухаммада, признал невозможным объяснять свое религиозное мировоззрение без диалога с народно-освободительным движением чернокожих, который можно было бы вести за пределами боксерского ринга. Заявив, что с ним произошла лишь религиозная трансформация и что ему нечего делать в политике, он, конечно, покривил душой, но затем продолжил свои выступления с новыми силами:

Я не против христиан. Но я не могу видеть, когда все цветные раздувают борьбу за полное объединение. Их бьют камнями, их кусают собаки, а потом эти пустомели хотят устроить негритянскую церковь… Мне постоянно говорят, каким бы я мог стать хорошим примером, если бы я просто не был мусульманином. Я то и дело слышу о том, отчего бы мне просто не быть таким, как Джо Луис и Шугар Рэй. Ну, они же ушли, а условия для чернокожего остались прежними, разве нет? Мы по-прежнему имеем адскую жизнь.

Если направляемые истеблишментом печатные издания были оскорблены в лучших чувствах, то новое поколение активистов оказалось, наоборот, взбудоражено, о чем, например, вспоминает лидер движения за гражданские права Джулиан Бонд:

Я помню, когда Али вступил в “Нацию”. Этот факт не был нами однозначно воспринят. Но надо понимать, что он мог бы это сделать, что он мог вскочить туда, вступить в эту организацию, столь презираемую американским мейнстримом, и гордиться этим, подкинуть вам дров в печь… Он был способен сказать белым от нашего лица убираться к черту – сделать то, что я собираюсь совершить сам.

В это время он стал известен как Кассиус Икс, но Элайджа Мухаммад дал Клею имя Мохаммед Али, оказав ему большую честь и продемонстрировав, что юный Али находится на одной стороне с ним, Элайджой Мухаммадом, в его расколе с Малкольмом Иксом. И Али продолжил делать то, что позднее мог бы назвать своей величайшей ошибкой – отворачиваться от Малкольма. Однако и правящий класс, и СМИ не вдавались в подробности внутренней жизни “Нации”. Для них смена имени, никогда ранее не имевшая место в спорте, была очередным ударом по лицу.

Практически со следующего дня после смены имени по тому, называли его Али или Клеем, стало возможно судить о позиции называвшего по отношению к гражданским правам, власти чернокожих, а нередко и к войне во Вьетнаме. Например, газета The New York Times придерживалась имени Клей в качестве редакционной политики на протяжении многих последующих лет.

Все это происходило на фоне освободительного движения чернокожих, охватывавшего всю страну с юга на север. В течение лета 1964 г. было произведено не менее тысячи арестов активистов из числа правозащитников, а Ку-Клукс-Клан и его сторонники взорвали 30 домов 6 церквей. В этом же году произошло первое из восстаний и мятежей в северных гетто. Стал также проясняться и смысл лозунга о передаче власти чернокожим, в чем Мохаммед Али сыграл важную роль. Как рассказывал в своих новостях тележурналист Брайант Гамбел, “одной из причин, по которым движение за гражданские права усилилось, стала способность чернокожих преодолеть страх. И я более чем уверен, что для многих черных американцев переломным моментом стало то, что они смотрели на Мохаммеда Али. Он просто не позволял бояться. И вслед за ним мы получили примеры храбрости многих других”.

Определенный признак раннего влияния Али можно было наблюдать в 1965 г., когда добровольцы Координационного комитета студентов против насилия создали в Лаундсе (штат Алабама) независимую политическую партию. Их организация была первой, использовавшей символ черной пантеры. На их наклейках и футболках был изображен черный силуэт пантеры, а их слоганом стали слова чемпиона: “Мы – величайшие”.

Каждый бой Али после смены имени стал невообразимой назидательной пьесой, где черная революция сражалась с ее противниками. Флойд Паттерсон, чернокожий экс-чемпион, туго завернувшийсь в американский флаг, заметил о своем поединке с Али: “Этот бой – крестовый поход по возвращению титула у черных мусульман. Как католик я борюсь с Клеем из патриотических соображений. И я намерен вернуть корону Америке”.

В последовавшем бою Али на протяжении 9 раундов доводил Паттерсона до изнеможения, сопровождая это криками: “Вставай, Америка! Вставай, белая Америка… Как мое имя? Мое имя Клей? Так как меня зовут, кретин?”

Будущий лидер Партии Черной пантеры Элдридж Кливер написал в своей автобиографии “Душа на льду”: “Если операцию в заливе Свиней можно представить как жесткий прямой правой по отношению к психологической челюсти белой Америки, то [схватка между Али и Паттерсоном] станет прекрасным левым хуком в живот”.

Сопротивление войне во Вьетнаме

В начале 1966 г. Али призвали в армию со статусом “1-A” – годен для службы. Он узнал эту новость от газетчиков и выдал фразу, ставшую одной из самых знаменитых на ближайшие годы: “Чуваки, я не понимаю чем насолил Вьетконг”.

Это было поразительное заявление. В то время война не вызывала особого протеста. Антивоенное движение находилось в зачаточном состоянии и не затрагивало большую часть страны. Журнал Life вышел с фразой на обложке “Война во Вьетнаме – повод победить”, песня “Баллада зеленых беретов” завоевывала чарты. И тут высказался Али. Как сказал многолетний антивоенный активист Дэниел Бэрриган: “Это имело большое значение для антивоенного движения, потому что оно было слишком белым. Он не был ученым, представителем богемы или священником. И его никак нельзя было упрекнуть в малодушии”.

Реакция была немедленной, враждебной, беспощадной и временами комически-истерической. Вот что писал об этом Джимми Кэннон:

Он оказался в одном ряду со славными певцами, которых никто не слушал, с панками, гонявшими на мотоциклах, с Бэтманом, мальчишками с длинными грязными волосами, немытыми девушками, ребятами из колледжа, танцевавшими без одежды на тайных вечеринках, с протестом студентов, получивших нагоняй от папочки, и с художниками, копировавшими этикетки от суповых наборов и бродяжничавших, отказываясь и от работы, и от всей изнеженной цивилизации скучающей молодежи.

Через много лет Джек Олсен написал в журнале Sports Illustrated: “Шум превратился в грохот, барабанный бой священной войны. Теле- и радиокомментаторы, юные старые леди… букмекеры, священники, диванные стратеги в Пентагоне и политики в остальных местах слились в нарастающем крике: вон, Кассиус! вон, Кассиус! вон, Кассиус!”

Али имел все возможности отречься от сказанного, извиниться, устроиться на хорошо оплачиваемые проекты Объединенных организаций обслуживания по обеспечению бокса во славу вооруженных сил и камер – в общем, вернуться к тому, чтобы делать деньги. Но он не вернулся. Его отказ был тем более несоразмерен пускавшему розовые пузыри американскому обществу. Так мы получили здесь черную революцию, сопротивление военной службе и антивоенную борьбу в одном флаконе. И чемпион в тяжелом весе сумел охватить это все. Вот что вспоминала поэтесса Соня Санчес:

Сейчас трудно воссоздать чувства того времени. Это было время, когда чуть ли не каждый известный человек уклонялся от службы в армии. Это была война, в которой убивали непропорционально много молодых черных братьев, и вот этот прекрасный, забавный поэтический молодой человек встал и сказал “нет”! Представьте это на секунду! Чемпион в тяжелом весе, волшебный человек, перенес свой бой с ринга на арену политики и твердо там встал. Вот это была позиция!

В поддержку Али возникла невообразимо мощная волна, шедшая с самых низов общества. Именно поэтому он держался так уверенно, несмотря на оскорбления и атаки со стороны СМИ. На одной пресс-конференции, состоявшейся позднее в том же году, от него ожидали извинений. Потому что казалось, что он готов вернуться к оправданию войны. Но вместо этого он встал и сказал:

“Спроси меня сейчас или потом,
Война, Вьетнам – пою сейчас о нем,
Не понял я, чем насолил Вьетконг”.

Далее наступил 1967 год, и следующий большой шаг в антивоенном движении был сделан, когда против войны выступил Мартин Лютер Кинг. На пресс-конференции, на которой он впервые озвучил эту позицию, он заявил: “Подобно тому, как считает Мохаммед Али, мы все – черные, коричневые и бедные – жертвы той же самой системы угнетения”.

Между Али и Кингом, к неудовольствию “Нации ислама”, возникла тайная дружба, о которой нам известно благодаря хорошим людям в ФБР. Ниже короткая расшифровка записанного с помощью подслушивающего устройства телефонного разговора с Мартином Лютером Кингом, в которой Мохаммед Али сокращенно обозначен буквой C.:

MLK позвонил C, они обменялись приветствиями. C пригласил MLK быть его гостем на следующем чемпионате по боксу. MLK сказал, что очень бы хотел присутствовать. C сказал, что MLK помогает ему держаться и что MLK его брат и что он с ним 100%, но не может рисковать, и чтобы MLK берег себя и “был поосторожнее с этими белыми”.

Единственный эпизод, когда тайные друзья встретились на людях, произошел в этом же году, когда Али присоединился к Кингу в Луисвилле, где велась озлобленная и яростная борьба за улучшение жилищных условий. Али обратился к протестующим со следующими словами:

В вашей борьбе за свободу, справедливость и равенство — я с вами. Я пришел в Луисвилл, поскольку не мог промолчать, когда люди, со многими из которых я вместе вырос, со многими ходил вместе в школу, многие из которых мои кровные родственники – когда этих людей бьют, преследуют и унижают на улицах только за то, что они хотят свободы, справедливости и равенства жилищных условий.

В этот же день он упрочил свои позиции, сыграв роль громоотвода между борьбой за свободу и антивоенной борьбой, когда репортер продолжал допытываться у него насчет войны, пока в конце концов он пока он не развернулся так, что зажужжали камеры, и не сказал следующее:

Зачем они все время спрашивают меня о том, почему я не хочу одеть униформу и отсчитать 10 тыс. миль от дома и бросать там бомбы и пули в коричневых людей во Вьетнаме, когда с так называемым негритянским народом обращаются в Луисвилле как с собаками и лишают элементарных человеческих прав? Нет, я не собираюсь отправиться за 10 тыс. миль от дома, чтобы помогать убивать и взрывать другой бедный народ лишь для того, чтобы продолжалось доминирование белых рабовладельцев над народами с темным цветом кожи во всем мире. Наступил день, когда подобные несчастья должны прекратиться.

Я отдаю себе отчет, что, занимая подобную позицию, теряю миллионы долларов. Но я сказал это один раз и повторю вновь. Реальный враг моего народа находится здесь. Я не стану унижать мою религию, мой народ или себя самого, становясь инструментом порабощения тех, кто борется за их собственную справедливость, свободу и равенство…

Если бы я считал, что война может принести свободу и равенство 22 миллионам человек моего народа, им не нужно было бы призывать меня, и я бы присоединился к ним завтра. Мне нечего терять, отстаивая мои принципы. Конечно, я могу попасть в тюрьму, но что с того? Мы уже находимся в тюрьме 400 лет.

Джулиан Бонд замечает: “Когда Али отказался сделать тот символический шаг вперед, все узнали об этом в следующую секунду. Вам нужно слышать, что об этом толкуют люди на улицах. Это было у всех на устах. Люди, никогда не думавшие о войне черных и белых, благодаря Али начинают думать об этом”.

Отказ Али сражаться во Вьетнаме стал главной новостью во всем мире. В Гайане у здания посольства США состоялся пикет в поддержку Али, а в городе Карачи юные пакистанцы объявили голодовку. В Каире прошла массовая демонстрация.

19 июня 1967 г. жюри присяжных Хьюстона, состоящее исключительно из белых, осудило Али. В подобных случаях обычное наказание составляло 18 месяцев, Али же получил 5 лет тюрьмы с конфискацией паспорта. Он незамедлительно подал апелляцию. Непобежденный и непревзойденный, он был лишен своего титула за отказ служить в воооруженных силах и на 3,5 года лишен возможности появляться на ринге.

Поддержка пришла из неожиданного источника. Флойд Паттерсон, который и сам сформировался благодаря происходившему вокруг него движению, заявил: “Меня беспокоит, что Клей должен нести такое наказание за действия в правильном направлении. Лучший боец в Америке не обязан молчать насчет политики, даже если его точка зрения не совпадает с правительственной и может сильно повлиять на поддерживающий бокс рабочий класс”.

Конгресс США был организацией, глубоко понимавшей значение Али: в день его осуждения они проголосовали 337 голосами против 29 за увеличение призыва еще на 4 года. Также они отдали 385 голосов против 19 за то, чтобы осквернение флага стало национальным преступлением.

В это время во Вьетнаме от рук американских солдат гибло примерно по тысяче мирных граждан в неделю. Примерно по сто американских солдат гибло каждый день, война обходилась бюджету 2 млрд. долл. в месяц, а движение против войны росло. Бунт Али был гораздо больше, чем просто красивая картинка антивоенного движения. Как заметил один обозреватель, он сделал несогласие видимым, слышимым, привлекательным и бесстрашным.

В 1968 г. Али не только лишился титула, но и был исключен из “Нации ислама”. Но еще никогда он не был более активен, поскольку возникло новое поколение черных и белых, желавших услышать то, что он хочет сказать. И Али не заставил себя ждать. В том году он выступал в двух сотнях кампусов. Вот одна из его речей, исполненная доверительности – как если бы американское государство таило в себе не больше угрозы, чем Флойд Паттерсон:

Ожидают, что я планирую пересечь океан для того, чтобы помочь освободить народ Южного Вьетнама, в то время как мой собственный народ находится здесь в нечеловеческом положении – о черт, нет! Я бы хотел сказать тем из вас, кто думает, что я так много потерял – наоборот, я извлек из этого пользу. В моем сердце мир; у меня ясное и свободное сознание. И я горжусь. Я просыпаюсь счастливым, я иду спать счастливым и, если мне придется сесть в тюрьму, то и в тюрьму я пойду счастливым.

Уход Али

Апелляции Али помогли дальнейшее развитие антивоенного движения. В 1970 г. Верховный суд США отменил вынесенный ранее приговор, так что сделавшие это судьи могли бы “дать чернокожим подъем”, а Али имел вид победителя. Он вернулся на ринг в 1971 г. чуть более медленным борцом, но не менее сообразительным, чем любой, кто когда-либо зашнуровывал ему перчатки.

Пытаясь вернуть себе титул чемпиона, Али в 1971 г. проиграл Джо Фрейзеру. Бой продолжительностью в 15 раундов был таким жестоким, что обоих борцов пришлось везти в госпиталь. Затем в 1973 г. Али вначале уступил Кену Нортону, но затем все-таки побил его. Далее был “Грохот в джунглях” Заира против Джорджа Формана. Во многих отношениях это проясняло ограничения и неоднозначность идеологии власти чернокожих – а также спад и воинственности Али, и того движения, которым он вдохновлялся и которое вдохновляло его.

Диктатор Мобуту Сесе Секо – фаворит Соединенных Штатов, уничтоживший ради удержания власти старого друга Али Патриса Лумумбу и потом укравший четверть богатств страны, охранял бой вместе с социальным паразитом по имени Дон Кинг. Вместе они разукрасили ринг в цвета черного национализма. Загородные резиденции по дороге из аэропорта были загорожены здоровенными биллбоардами с надписью: “Заир: власть черных здесь – это реальность”. Перед поединком Мобуту устроил зачистку места от предполагаемых преступников, чтобы иностранной прессе и знаменитостям было спокойнее там находиться.

Но если все, что окружало бой, было ужасным, то сам бой был просто невероятным. Толпа африканцев, которым нравилось, когда черные в Соединенных Штатах смотрели на Али как на их героя, скандировала: “Али, бомайе!” (Али, убей его!). Форман же, крепкий и находившийся в зените славы, рассчитывал, что справится с Али. Вместо этого Али побил Формана в одном из величайших боев в истории. Первые несколько раундов Али позволил Форману истощиться в попытках дотянуться до Али, который за предшествующее время отработал эту стратегию “обмана канатом”, защищая свою голову и тело, а спину удерживая у канатов. Когда в 8 раунде Форман достаточно устал, Али неожиданно метнулся от канатов, послав Форману серию молниеносных ударов. Это был один из наиболее стратегически безупречных боксерских матчей из тех, что когда-либо проводились.

В дальнейшей спортивной карьере Али роль движения за власть чернокожих и борьбы за свободу стала постепенно снижаться. Часть движения разбилась об американский правящий класс, остальным же пришлось приспосабливаться. В каком-то смысле Али представлял обе стороны этого процесса – и разрушался, и приспосабливался. Вернувшись на ринг уже не таким быстрым борцом, он тем не менее умел работать кулаками. И пользовался этим вплоть до того, как этому помешала болезнь.

Несмотря на уменьшение своей скорости, Али был очень любим: в Луисвилле его именем названа улица, президенты приглашали его в Белый дом, и, как уже отмечалось, он зажигал Олимпийский огонь и зазывал на войну. Джим Браун, один из спортсменов, которые никогда не перестают все раскладывать по полочкам, заметил: “Али, которого в конце концов так полюбила Америка, был вовсе не тем Али, которого любил я. Тот воин, которого я любил, исчез”.

Но если настоящее Али растворилось в мейнстриме, его прошлое известно и принадлежит нам. Когда сегодня активисты хотят соединить домашнюю войну с войной в Европе, у нас есть Али 60-х как часть нашей традиции. Как сказал недавно Томми Смит, “это не та вещь, о которой я мог бы забыть, лежа на пляже. Мое сердце и душа по-прежнему с этими людьми, и я по-прежнему верю и в то, за что мы пытались бороться в 1968 г., и в то, что тогда не было решено и станет частью нашего будущего”.

Смит прав: энергичное сопротивление Али расизму и войне важны не только для 60-х, но и для будущего всего человечества.

Адаптировано из “Как меня зовут, дурак? Спорт и сопротивление в Соединённых штатах”.

Дэйв Цирин — автор известно книги “Бразильский танец с дьяволом: Кубок мира, Олимпиада и битва за демократию”.

Оригинал: Jacobinmag

Похожие Записи

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Последние <span>истории</span>

Поиск описаний функциональности, введя ключевое слово и нажмите enter, чтобы начать поиск.