Как развенчание Homo sapiens привело к разрушению окружающей среды.
Автор: Аарон Хирш
С момента публикации в 1859 году «Происхождение видов» Дарвина считалось главным ударом по высокомерию Homo sapiens. Ведь, согласно работе, мы — не последнее и самое совершенное творение Бога, а просто еще один продукт того же эволюционного процесса, который привел к появлению обезьян, миног и моллюсков. В своей хвалебной речи Дарвину, произнесенной в 1882 году, немецкий физиолог Эмиль дю Буа-Реймон кратко сформулировал мысль так: «Дарвин кажется мне Коперником органического мира». Подобно тому, как Коперник вытеснил человека из центра небесных орбит, Дарвин сбросил его с вершины «одушевленных существ». Аналогия дю Буа-Реймона получила широкое распространение в интеллектуальных кругах, на самом деле ее часто ошибочно приписывают Зигмунду Фрейду, который присвоил ее с небольшим тщеславием, назвав психоанализ «третьим и самым сильным ударом» по «наивной любви к себе». Для протокола, поскольку я собираюсь предъявить ему обвинение: он среди моих героев.
Идея о том, что Дарвин смирил нас, стала канонической, но реже отмечается тот факт, что новообретенное смирение в некоторых важных отношениях вводило в заблуждение — и было опасно. Во второй половине XIX века, когда мелкомасштабные кустарные методы производства уступали место крупномасштабной индустриализации во многих областях добычи и использования ресурсов, Homo sapiens не был просто еще одним видом, организмом, подобным любому другому. Напротив, человек вступал в период значительных изменений окружающей среды, более чем какой-либо отдельный вид в истории. Homo sapiens оказался совершенно особенным.
И было ошибкой думать иначе. На примере важной области ресурсодобычи — морском рыболовстве — мы можем проследить последствия дарвиновского смирения, поскольку оно не позволило могущественным людям увидеть уникальный и катастрофический масштаб их экологического воздействия.
«Если на каком-либо промысловом участке случится перелов, то сами траулеры будут первыми, кто ощутит на себе пагубные последствия своих действий» — писал Томас Генри Хаксли. Увы, биолог-новатор упустил из виду огромное воздействие человека на окружающую среду.
Томас Генри Хаксли был близким другом Дарвина, поистине великим зоологом и самым важным выразителем идей Дарвина. Для протокола, раз я собираюсь предъявить ему обвинение: он среди моих героев.
Из бесчисленных отрывков из опубликованных сочинений и публичных выступлений Хаксли (которые активно распространялись кустарным способом) ясно, что он рассматривал теорию Дарвина как аргумент против человеческой напыщенности в пользу большей скромности. Само название «magnum opus» Хаксли, опубликованного через четыре года после «Происхождения видов», указывает на новый взгляд на положение Homo sapiens по отношению к остальному миру природы: книга называется «Место человека в природе». Редко, когда предлог является самым значимым словом в названии книги.
Роковая ошибка Хаксли заключалась в восприятии человека как и любого другого вида.
Как зоолог, Хаксли внес огромный вклад в понимание эволюции приматов — отряда, который сам Линней выбрал в качестве филогенетического дома для Homo sapiens. По сравнению со многими другими отрядами, приматов было довольно легко расположить на эволюционном древе благодаря хорошо сохранившимся окаменелостям, а также относительно небольшим, но четко определенным градациям между живыми формами. Такое обилие свидетельств позволило зоологам включить в одну большую ветвь филогении млекопитающих широкий спектр видов, от лемура, очень похожего на первобытную землеройку, до Homo sapiens. Понимая философский смысл этой особой ветви, Хаксли писал:
Возможно, ни один из видов млекопитающих не представляет нам столь необычную серию градаций, как эта, незаметно ведущая нас от вершины животного творения вниз к существам, от которых, как кажется, остается лишь шаг к низшим, наименьшим из плацентарных млекопитающих. Как если бы сама природа предвидела высокомерие человека и с римской строгостью предусмотрела, чтобы его интеллект самим своим триумфом привлекал к себе внимание рабов, упрекая победителя, что он всего лишь прах.
В год, когда эти слова были опубликованы, 1863, Хаксли был назначен британским правительством одним из трех королевских комиссаров, исследующих состояние морского рыболовства. Комиссия была сформирована для разрешения спора между кустарными рыбаками, которые использовали крючки, лески и ловушки для крабов, и траулерами, которые буксировали сеть, похожую на широкую глотку, нижняя челюсть которой представляла собой утяжеленный трос, тянущийся по морскому дну. За предыдущие два десятилетия британский траловый флот увеличился в четыре раза, и рыбаки-кустарники считали, что траулеры не только вылавливают чрезмерное количество ценной рыбы, но и разрушают «сад» или «лес» морского дна, которые использовались этими рыбами как среда обитания. Капитанам кораблей угрожали, а сети поджигали.
Двадцать лет спустя Хаксли снова будет служить в королевской комиссии, на этот раз в связи с появлением еще одного революционного достижения в рыболовной технологии — парового трала. Там, где раньше траулеры ходили под парусами и тянули сети с помощью рабочей силы, теперь паровая машина позволяла кораблям быстро и эффективно пересекать каждый участок морского дна, а лебедки поворачивались с беспрецедентной легкостью и скоростью. И снова главным возражением против новой технологии было то, что она разрушила экосистему морского дна. Джон Мюррей, английский рыбак, объяснял это так: «До прибытия траулеров «дно изобиловало мелкими моллюсками … Теперь почва очищена от этого вида моллюсков тралением, и у нас нет крупной рыбы, потому что вся их пища уничтожена».
В обоих исследованиях подход Хаксли заключался в том, чтобы воспринимать людей так же, как любой другой вид. Дарвин, Хаксли и другие естествоиспытатели к этому времени поняли основы естественной динамики популяции: когда количество видов-жертв снижается, уменьшается и интенсивность хищничества. Каждый из них элегантно регулирует другого, и они могут стабильно колебаться вокруг равновесия. Хаксли просто применил это понимание к людям. «Любая тенденция к перелову, — писал он, — столкнется с естественным сдерживанием сокращения запасов … эта проверка всегда срабатывает задолго до того, как произойдет что-либо вроде постоянного истощения».
Эту фразу — естественный контроль — Дарвин позаимствовал у Томаса Мальтуса, который размышлял о человеческих популяциях. Теперь Хаксли заимствовал её, беря экологические знания о других видах и применяя их к людям.
Влияние Хаксли очевидно в заключительных отчетах обеих комиссий. Его понимание естественного регулирования численности популяции, например, отражено в отчете 1863 года:
«Если какой-либо промысловый участок подвергнется перелову, сами траулеры будут первыми, кто почувствует пагубный эффект своих действий. Рыбы станет меньше, и результат дневного труда будет уменьшаться до тех пор, пока не перестанет приносить доход. Когда это произойдет (а это произойдет задолго до исчезновения рыбы), траление в этой местности прекратится, и рыба останется нетронутой, пока их огромные способности размножения не позволят восполнить потери, и местность снова не станет выгодной для траления».
Затем следует поразительная рекомендация комиссии: «Мы советуем отменить все парламентские акты, которые регулируют или ограничивают способы рыболовства в открытом море; в дальнейшем должна быть разрешена неограниченная свобода рыболовства».
К сожалению, Хаксли и Дарвин зашли слишком далеко в уничижении Homo sapiens. В конце концов, треска, когда ей не хватает добычи, не может внезапно удвоить ширину своей пасти, утроить скорость, с которой она охотится, и рискнуть проникнуть глубже, чем любая другая. Но это как раз то, что доступно флоту траулеров. Неуклонное увеличение рыбопромысловых мощностей — более крупные сети, корабли, уходящие дальше в море, новые технологии очистки морского дна — компенсировали и, таким образом, в значительной степени маскировали резкое сокращение численности рыбы.
На рубеже веков, однако, нельзя отрицать: усилия, необходимые, чтобы поймать определенное количество рыбы увеличились во много раз. Каждый доступный квадратный метр Северного моря примерно дважды в год попадал под трал. В отличие от видов, которых он ловил, Homo sapiens так сильно загонял свою добычу, что, вопреки скромной интуиции Хаксли, у неё не было шансов оправиться. Экосистема навсегда изменилась. Лишь одним видом.
Здесь есть неизбежная и грустная ирония. В своей концепции взаимоотношений человечества с другими видами библейское описание мира природы, которое Хаксли всю свою карьеру опровергал и заменял новой теорией, предложенной Дарвином, оказалось ближе к точному отражению новой реальности индустриальной цивилизации. Согласно Книге Бытия, человек властвовал над остальным творением. Он вовсе не был другим видом. Он был богоподобен. С этой точки зрения нетрудно было представить, что человечество однажды поставит даже Левиафана на колени, будь то образные или рудиментарные. Возможно, со стороны Хаксли было бы мудрее придерживаться одного конкретного элемента библейского повествования — признания человеческого превосходства.
Или, возможно, Хаксли мог бы избежать своей роковой ошибки другим способом: не сохранив элемент старого мировоззрения, а рискнув глубже погрузиться в новое. Интересно отметить, что даже Хаксли не до конца сверг человека с пьедестала. Даже когда он утверждал, что человек должен быть унижен своей связью с лемуром, он поместил человека на вершине, а лемура вниз. Раб может напомнить королю, что он всего лишь прах, но король останется королём. Если бы Хаксли пошел дальше дарвиновского смирения, возможно, он бы задался вопросом, имеет ли человечество право на масштабный проект по добыче полезных ископаемых. Или, возможно, ему пришло бы в голову, что замечательная эволюционная траектория Homo sapiens, как и некоторых других видов, с которыми он столкнулся в летописи окаменелостей, могла сделать его уязвимым перед исчезновением.
Принимая во внимание книги, которые читал Хаксли, и музеи, в которых он работал, мы можем быть уверены, что он был знаком с окаменелостями ирландского лося, вида, который обитал на планете около 8000 лет назад. По странному совпадению внук Томаса Генри Хаксли, Джулиан Хаксли, создал свою самую важную работу, пытаясь продемонстрировать, что рога не сильно отличаются от тела этого самого лося. Однако более поздние исследования показывают, что половой отбор привел к эволюционному увеличению рогов, что впоследствии привело к исчезновению вида. Возможно, если бы Хаксли пошел дальше своего смирения в отношении человека, он бы увидел, что эволюционное увеличение размеров определенных головных структур, будь то рога или мозг, может оказаться опасным в долгосрочной перспективе.
Аарон Хирш — писатель и биолог. Его первая книга, «Указывая наш путь к морю», была удостоена Национальной премии США в области естественнонаучной литературы и стала финалистом Международной премии Уильяма Сарояна. Аарон в настоящее время также является председателем совета директоров Ecology Project International.
Оригинал: Nautilus
